С каждым новым контактом на него ложилась всё большая ответственность. Пётр повернулся к Верочке, которая стояла рядом. Её лицо выражало сосредоточенность, но в глазах светилась тёплая поддержка, та, которая всегда помогала ему сохранять уверенность, когда его собственные силы начинали ослабевать.

– Ладно, соединяй с российским руководителем, – сказал он, его голос прозвучал тише, чем он ожидал. Ему нужно было время, чтобы подготовиться, чтобы найти нужные слова. – Президенту России сейчас тяжелее всех, но он держится и не провоцирует большую войну.

Пётр сделал паузу, пытаясь найти смысл в том, что происходит, и в том, что должно произойти. Он понимал, что этот разговор может нести в себе нечто большее, чем просто обмен политическими взглядами. Это был шанс для России, для мира – но риск слишком велик.

Верочка, почувствовав его напряжение, слегка прищурилась и спросила с лёгким сомнением в голосе:

– Это ты говоришь потому, что мы сами россияне?

Её слова прозвучали почти как вызов. Пётр на мгновение замер, взвешивая их. Он знал, что в её вопросе есть доля правды, но не мог позволить себе руководствоваться только эмоциями. Он усмехнулся, но эта улыбка не выражала радости – скорее горечь.

– Нет, я рассуждаю объективно, – произнёс он после короткой паузы, стараясь говорить уверенно. – Лидер России держит удар десятков стран, которые объединились против него. Всё, чего хочет президент России, – это мира.

Пётр говорил искренне, но чувствовал, как в его голосе проскальзывает горечь. Он понимал, что российскому лидеру приходится решать неимоверно сложные задачи, находясь под постоянным давлением как извне, так и внутри страны. Страна, которую он пытался защитить, находилась в обороне – слишком много сил пытались разрушить то, что завоёвано поколениями. Пётр знал, что их переговоры могут стать поворотным пунктом. Президент России – человек, привыкший к борьбе, к тяжёлым решениям, сейчас стоял перед выбором, который мог изменить ход истории.

– Но мир – это то, чего он больше всего хочет достичь.

Верочка кивнула, её глаза смягчились. Она понимала, насколько тяжела эта ситуация для Петра. Он говорил не как дипломат или стратег, а как человек, который видел, как его родина страдает, и знал, что любое неправильное слово может всё разрушить.

Вскоре перед Петром появилась знакомая картинка – кабинет российского президента. Этот строгий, почти аскетичный интерьер знаком каждому россиянину: именно отсюда президент регулярно обращался к нации и проводил важнейшие онлайн-совещания. Каждый предмет, каждая деталь говорили о власти и выдержке.

Президент, сидящий за массивным столом, внимательно смотрел на его голограмму. Закованная в чёрные латы фигура Петра казалась призрачной на фоне привычной обстановки. Он не мог увидеть лицо Петра из-за шлема и бликующего забрала, и это добавляло ещё больше напряжения. Голограмма не двигалась, и в этом молчании витала угроза – не та, что пугает своей агрессией, а та, что медленно проникает в разум, заставляя предполагать худшие сценарии.

Президент, человек, прославившийся своей спокойной, почти ледяной выдержкой, не спешил реагировать. Он был ветераном политических и дипломатических баталий, привык к неожиданным ситуациям и к давлению. Но даже ему сейчас пришлось напрячься. Его острый ум сразу устремился к возможности взлома: «Неужели это чья-то продуманная провокация? Может, какой-то хакер проник в святая святых Кремля?» Но с каждой секундой это предположение теряло силу. Фигура Петра не исчезала, не начинала искажаться – наоборот, она оставалась чёткой, почти осязаемой, и это делало её ещё более зловещей.

Молчание длилось дольше, чем положено в подобных ситуациях. Каждая секунда добавляла напряжения, казалось, будто невидимая петля затягивалась всё сильнее вокруг их разговора, прежде чем он начнётся. Пётр стоял, стараясь держаться с достоинством, хотя внутри всё бурлило от нервного ожидания. Он знал, что любое его слово будет тщательно оценено и разобрано по частям.

Президент вглядывался в его фигуру, изучая её с прищуром. В его голове один за другим рождались варианты возможных объяснений: это могла быть ловушка, хитрая тактика оппонентов, возможно, что-то гораздо более серьёзное. Он давно научился не доверять поверхностным ощущениям, и сейчас его интуиция подсказывала ему, что перед ним не просто человек в броне, а нечто большее – нечто, что требовало серьёзного отношения.

Наконец Пётр решился заговорить, чувствуя, как его собственное молчание стало слишком тяжёлым. Он осознавал, что каждое слово, произнесённое сейчас, станет катализатором будущих событий. Нужно говорить чётко, спокойно и уверенно, даже если внутри бушевал шторм эмоций.

– Очень разумно, – начал Пётр, его голос был ровным, но с лёгкой хрипотцой, вызванной напряжением. Он намеренно не спешил, давая возможность президенту переварить его слова. – Вы не поддались панике, не позвали охрану. Это правильный ход, но, если хотите, можете вызвать кого-нибудь. Я подожду.

Пётр намеренно сделал паузу, проверяя реакцию. Это был тест – на то, как президент воспримет его спокойствие. Он знал, что сейчас любая поспешность могла быть истолкована как признак слабости или ложной угрозы.

Президент чуть прищурился, и его взгляд стал ещё более холодным и проницательным. Его голос, когда он наконец заговорил, был острым и холодным, как сталь:

– Кто вы такой и что вам нужно?

Вопрос прозвучал с такой прямотой, что казалось, воздух в кабинете стал гуще. Пётр понимал, что это не просто любопытство. Лидер России требовал ясности, требовал, чтобы гость объяснил своё присутствие и цели, не давая никаких поблажек.