– Мне пойти поискать? – тихо спросил он.

– Не будь тупым придурком, – яростно зашептал рыжий. – Немцы оставили внизу людей. То, что они выключили фонари, не значит, что они ушли. Если тупая сука хочет сумку, пусть идёт и ищет сама.

– Я буду рад пойти, – не обращая внимания на рыжего, повторил Брут.

Нэнси задумалась, а потом покачала головой.

– Это слишком опасно. Нам нужно идти.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Я устала больше, чем думала, вот и всё. Сегодня в темноте нам нужно будет сделать переход, потом найти, где отлежаться днём, а в сумерках войти в Перпиньян.

– У нас нет еды! И воды! – запротестовал рыжий.

– Если вам не хватает тюремных харчей, сдайтесь гестапо, – отрезала Нэнси.

Брут неуклюже похлопал её по плечу.

– Конечно, нам лучше перемещаться только в тёмное время суток. Мы дойдём.

14

Нэнси снова постучала в дверь. Давай. Ну давай же. Дверь чуть приоткрылась, и на булыжник мостовой упала тоненькая полоска света.

– Меня зовут Нэнси Фиокка, – сказала она. – Меня прислала Мари Диссар, она работала с Гэрроу. Я работала с Антуаном. Со мной двое мужчин, нам нужно перебраться через горы.

Ей оставалось только надеяться. Надеяться, что дверь откроет правильный человек, что он узнает чьё-нибудь имя и поможет.

Чтобы добраться сюда, им пришлось потратить два дня. Они передвигались только по ночам, днём отсиживаясь в заброшенных сараях или за деревьями. Каждый день мимо них проходили патрули – один раз в считаных сантиметрах от них, но их ни разу не заметили. Как-то они вышли прямо на местного жителя, который в предрассветный час шёл на своё поле. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом старик снял с плеча котомку и отдал им свой обед – хлеб, сыр и флягу с разбавленным вином. Это была их первая еда с тех пор, как они покинули квартиру в Тулузе.

Добравшись до окраин Перпиньяна, они начали думать, что делать дальше. Рыжий, который, как оказалось, бегло говорил по-французски, пошёл в город первым, словно ворон из Ноева ковчега. Нужно было аккуратно выяснить, остался ли кто из друзей в кафе, где им была назначена встреча. Он вернулся злой и с плохими новостями.

Ему удалось выяснить, что из тех, кто ехал с ними на поезде, троих поймали или убили. Их контакт теперь вне доступа – он слинял из города и ушёл через горы с двумя прибывшими на место встречи заключёнными. Им, хитрецам, удалось каким-то образом снова вернуться в поезд и как ни в чем не бывало занять свои места и продолжить путь. Они хотели подождать – говоря это, рыжий саркастично ухмыльнулся, но контакт был напуган и сказал, что отказывается сидеть в городе и ждать, пока придет гестапо, и заставил их сделать выбор.

Потом настала очередь Нэнси. Как голубь, вылетевший из ковчега на поиски безопасной ветки, она отправилась в город по смутно припоминаемому адресу в надежде, что дверь откроет человек, который посмотрит на неё и как-нибудь поймёт, что она не врёт.

Дверь открылась чуть шире. Мужчина был ей незнаком. Он выглядел испуганным, но производил впечатление друга.

– Лучше зайдите.

Нэнси снова принялась считать. На этот раз – собственные шаги. Маршрут пролегал высоко в горах, потому что там их не могли учуять собаки, которых немцы активно задействовали в поисковой работе в более низких местах. Тропа уходила круто вверх и постоянно меняла угол наклона, лишая возможности погрузиться в монотонный ритм. Нэнси неистово скучала по грузовику с углём, который вывез их из Периньяна в специальную зону, растянувшуюся на двадцать километров от границы с Испанией. Забавно: пока их везли, она совершенно точно не наслаждалась процессом, но даже трястись по просёлочным дорогам в неудобном положении между двумя мешками с углём было раем по сравнению с этим переходом.

«Мне нужен отпуск», – вяло подумала она, считая шаги, и захихикала. Ей представилось, как за следующим изгибом тропы её ждет Анри с машиной, готовый сразу же отвезти её на какой-нибудь курорт. Она бы упала к нему в объятия и начала жаловаться, через какие кошмары ей пришлось пройти. Рассказала бы, как стирала в ванной одежду узников, как на неё кричали, как она голодала и валялась в кузове грузовика. Он бы её пожалел, тепло улыбнулся и поклялся, что компенсирует все её страдания.

Она начала мысленно рассказывать ему обо всём, что случилось – сгущая краски, превращая всё в шутку, нелепость, надувая губы и ругаясь, пока он не остановит её, потому что от смеха у него заболит живот.

– Ты чему это там радуешься-то?

Рыжий.

Она не стала отвечать. Жаль, что нет Брута. Его вывезли из Перпиньяна днём раньше. Одежда и обувь у него оказались в лучшем состоянии, чем у них, поэтому рыжего и Нэнси заставили подождать, пока последние оставшиеся в городе сопротивленцы не соберут им по крупицам теплую одежду.

Рыжий принял её молчание за приглашение к разговору. Даже не к разговору, а к нытью: и шли-то они слишком быстро, и маршрут не такой, и носков ему дали мало. Две пары – этого недостаточно.

Нэнси игнорировала его стенания, слушая только свой внутренний счёт шагов. Рыжий ничего, кроме себя, не замечал.

– Отдых, – сказала Пилар.

Пилар и её отец были их гидами. Они почти ничего не говорили и почти не отдыхали. Десять минут за два часа, и все. Тропы вились среди горных вершин, и иногда во время этих перерывов Нэнси удивлённо смотрела по сторонам. Они сидели меж заснеженных вершин, словно сказочные путники или пилигримы, любующиеся этим невероятным чудом природы, бесконечным парадом горных пиков, исчезающих в голубоватой дымке весеннего воздуха. Скоро Нэнси стало казаться, что Пилар решила во что бы то ни стало завести их на каждую вершину без исключения.