– А вы сами, доктор Тиммонс, никогда не хотели выйти из-за стола и повоевать?

Он повёл бровью.

– Значит, так, Нэнси? Очень хорошо. – Он снова что-то записал и снова вздохнул. – У меня к вам всего одна просьба. Постарайтесь, чтобы из-за этого вашего навязчивого самобичевания никто не погиб, хорошо? На этом всё, вы свободны.

19

Конечно, она вышла из кабинета с высоко поднятой головой, но до обеда чувствовала себя выбитой из колеи. А потом на занятии у инструктора, который, как ей казалось, симпатизирует ей, она неверно распознала знаки отличия немецкого офицера танковых войск. И он использовал этот пример, чтобы показать, как такого рода ошибки могут стоить им жизней. Она чуть не расплакалась, когда он говорил и говорил, что ожидал от неё большего, и не только он, а все они, и что её и всех, кто будет работать с ней, ждёт неминуемая и мучительная смерть, если она повторит подобную ошибку.

За ужином она сидела одна. Маршалл бросил ей листок бумаги, на котором детскими каракулями был нарисован человек в фуражке одного из офицерских чинов гестапо. К нему вела стрелка и крупная надпись «Плохой нацист». Придурок! Она смяла рисунок и бросила в него, вызвав смех его маленькой банды. Снова перешёптывания, смех, взгляды. Ей страстно хотелось выколоть его змеиные зелёные глаза. Она продолжила есть, но тут же получила огрызком яблока в голову. Отскочив, он упал ей на тарелку, прямо в холодную подливу. Она повернулась, но Маршалл и его весёлая команда уже шли к выходу, а рядом с ней сел высокий мужчина чуть постарше неё. Она повернулась к тарелке, и он пожал плечами.

– Думаю, они бросаются яблоками, потому что так и не могут простить Еву, – сказал он и протянул руку. – Я Денис Рэйк, но друзья зовут меня Денден.

И никакого ехидства, смешков и ухмыляющегося взгляда, оценивающего её с головы до ног. Хорошо.

– Хочешь выпить, Денден?

Нэнси совершенно не ожидала, что будет насколько просто провезти сюда алкоголь, а потом и восполнить запасы. Ей понадобилось две с лишним недели, чтобы понять, что инструкторы, наоборот, стараются их напоить, чтобы выявить стукачей. Что ж, она только за.

Они вместе зашли к ней в комнату, и она вытащила бутылку старого доброго французского бренди, которую ей до отъезда продал бармен в «Кафе-Роял». Денден окинул взглядом пустые стены.

– По крайней мере, ты здесь можешь побыть одна. Видимо, они решили, что мальчики не смогут контролировать себя, если ты будешь спать с ними в одной комнате.

– Да, как-то так, – согласилась она и принесла из ванной пару стаканов. – Когда я сказала, что не хочу отделяться от мужчин, офицер покраснел и что-то пробубнил про душ.

– А я, значит, должен контролировать себя! – закатил глаза Денден. Нэнси недоумённо нахмурилась. Он был очень симпатичным, худым и поджарым, но после полутора месяцев марш-бросков, кроссов по гористой местности и полосы препятствий такими были все. Он с интересом посмотрел на неё. – Да, я гей. Поэтому нас с тобой некоторые мальчики и не любят – мы оба по мужикам. Или ты по женским прелестям?

В Париже Нэнси знала много гомосексуалов, и в общем и целом они были очень компанейскими. К тому же, если кого её мать и ненавидела больше, чем дочь, так это геев.

– Только если по своим. Пойдём, найдём какое-нибудь более приятное место. – У двери она остановилась и снова обернулась. – Денден, почему ты такой..? Я не могу скрыть тот факт, что я женщина, но ты-то мог бы.

– Да, мог бы, но, если я не буду самим собой, эти фанатики меня просто задавят. Да и вообще, при всём внешнем поклонении мужественности половина разодетых в кожу фашистов – такие же, как я.

Она рассмеялась и поняла, что впервые за много недель засмеялась по-настоящему, не подыгрывая кому-то и не фальшивя. Смеяться было приятно.

Они вышли на площадку и, пару раз свернув не туда, забрались на высокое бревно на полосе препятствий, для равновесия зафиксировали ноги на верёвочной сетке и начали пить.

Денден был настоящий актёр. Его голос звенел злобой, когда он повторял мантры, которые вбивали в них на занятиях по рукопашному бою, сочился утомлённым презрением, подражая гнусавому кокни их инструктора по взрывной технике, давал испуганного петуха на длинных гласных королевского егеря из Сандрингэма, который учил их охотиться на кроликов и дикую птицу.

– Я и в самом деле не знаю, что это даст королю Георгу, – сказал он, настолько мастерски копируя голос и тремор головы егеря, что Нэнси чуть не упала с бревна от смеха.

– Твоё место в театре, Денден!

– А я оттуда и пришёл, – сказал он, делая глоток из бутылки – до стаканов у них дело так и не дошло. – Ну, точнее, из цирка. Я работал клоуном, канатоходцем.

– Быть не может.

Он высвободил ноги из сетки и одним махом взлетел на бревно, держа полупустую бутылку бренди в левой руке. Подняв руки над головой, он сделал пируэт, наклонился вперёд, завёл левую ногу наверх, вытянул руки и застыл в этом положении на несколько секунд. Нэнси смотрела затаив дыхание. А когда Денден подбросил бутылку и она завертелась в воздухе, она вскрикнула, но через мгновение он как ни в чём не бывало уже сидел рядом, поймав бутылку и не пролив ни капли.