– Фабио! – Гермодверь распахнулась, впуская в кабинет тощего шейдера-полукровку с торчащей во все стороны шевелюрой немыслимой неоновой расцветки. – Распорядись, чтобы наших ни в коем случае не гостей изолировали максимально оптимальным способом. Раненых – в медблок, остальных – в одиночные комнаты. Выдай каждому по полкубика стима, разбавленного один к десяти, и приставь охрану. Этим тоже. – Рохас указал на нас шейдерам, вошедшим вслед за неоновым манном. – Предоставь Шей два набора первой помощи, предварительно вынув оттуда все острое. Надеюсь, медичке с пробелами в образовании не придется объяснять, как пользоваться дезинфицирующим раствором? И… – Глава «Хирургов» брезгливо покосился на лежавшие посреди комнаты куртку и рубашку, источавшие ужасающую вонь коллектора, и скомканную майку, застрявшую между стеновой панелью и гермодверью. – Вызови уборщиков продезинфицировать полы. Еще пару часов – и следы пребывания наших гостей легче будет забетонировать, чем отмыть.

– Попросите дизайнеров смоделировать какой-нибудь экспонат времен Литианской космической экспансии из Центрального музея, – съязвила я. – Дорого, безвкусно, зато черная зависть мэра будет греть вашу позерскую душу.

Дамиан Рохас хищно улыбнулся.

– Непременно воспользуюсь советом, Шей Диаз. Вот только решу, как поступить с вами, и сразу же свяжусь со специалистом по высокоточным репликам.

По комнатам нас развели под конвоем, не позволив перекинуться и парочкой слов. Единственное, что я успела сделать, прежде чем молчаливый «Хирург» поторопил меня тычком приклада в спину, – это вручить Ракель одну из аптечек Рохаса и дать краткие указания по оказанию первой помощи Анхелю и Шону, пострадавшему от желудочного сока шисса сильнее всего. По-хорошему, нужно было заняться этим самой, но у меня был другой пациент, о котором крайне важно было позаботиться.

И этот пациент… бесил меня едва ли не сильнее, чем невыносимый недолитианин Дамиан Рохас.

После тщательной обработки ран и укола стима в комплекте с противосудорожными и антигистаминными инъекциями Хавьеру стало легче – не настолько, чтобы оставить все как есть и позволить шейду восстанавливать тело самостоятельно, но достаточно, чтобы манн надумал отказаться от дальнейшей помощи, дабы минимизировать мой контакт с токсичным секретом. Стоило мне закончить с основными процедурами, как аптечка была решительно изъята, а дезинфицирующий спрей, которого и так было мало, оказался на моих руках, покрытых тонкой корочкой слизи. Шейдер мягко, но настойчиво обернул мои ладони влажным антисептическим полотенцем, стирая едкий секрет шисса.

– Прекрати, – попыталась я вырваться из его хватки.

Бесполезно. Хавьер, даже раненый и отравленный, был крепче и быстрее меня.

– Ты запачкалась, мелочь.

– А ты чуть не умер! Прекрати переводить ценный ресурс и позволь мне обработать раны, как полагается по медицинскому протоколу.

– Я справлюсь сам.

Непрошибаемая уверенность в его голосе раздражала – как и то, что Хавьер не выпустил моих рук, пока не стер с кожи всю шиссову слизь. А потом забрал из аптечки остатки антисептика и скрылся с ними в душевой.

Да еще и запер дверь.

На замок.

Шейд внутри взвыл. Не в силах справиться с нахлынувшей злобой – на литиан, на Рохаса, на Хавьера Кесселя, а больше всего на себя и свои противоречивые чувства, – я от души двинула кулаком по переборке.

– Открой, чтоб тебя!

Ответа не последовало.

Глухо зашумела вода.

Я зло скрипнула зубами. Заперся он, как же! А вдруг ему снова станет дурно? А вдруг?..

Сценарии в голове разворачивались один мрачнее другого – будто моя тревожность только и ждала этого момента, чтобы развернуться в полную силу. Я не могла потерять Хавьера. Не могла, и все тут. От одной мысли, что что-то может снова пойти не так, глаза начинало щипать.

Эмоции бурлили, не находя выхода. Я металась по комнате, словно запертый в тесной клетке зверь, прожигая взглядом непроницаемую дверь, за которой скрылся Кессель. Хотелось бежать, крушить, действовать – что угодно, лишь бы заглушить нараставшую тревогу, от которой все быстрее и быстрее стучало сердце, а по рукам непроизвольно пробегали серебристые волны чешуи. Шейд, истощенный и оттого совершенно неуправляемый, бесновался, еще сильнее распаляя мое беспокойство.

Почему так долго?

По-чему?

Я с ненавистью посмотрела на шиссову дверь, кровожадно мечтая выместить злость на запирающей панели душевой. Увы, умом я понимала, что, скорее всего, моя вспышка кончится тем, что механизм заклинит и я запру Хавьера внутри на радость язвительному Дамиану Рохасу, с которого после еще станется выставить нам огромный счет за испорченное имущество. Да и… это было как-то неприлично – врываться к манну в такой ситуации…

Но ведь сам Кессель избыточной деликатностью никогда не страдал и не стеснялся присоединиться ко мне в те редкие моменты, когда нам удавалось уединиться в душевой или на узкой койке. Кессель вообще действовал уверенно и решительно. И целовался, и принимал решения, и сражался, и рисковал собой, не раздумывая ни секунды. И заботился, не позволяя лишний раз прикоснуться к едкой шиссовой слизи. И вот, двери запирал – во избежание насильственного… лечения, где-то в своей упрямой башке, верно, аргументируя это тем, что иначе я бы вырвала у него санитайзер и все сделала по-своему, до ушей перемазавшись токсичной слизью.

А лучше бы…

Лучше бы думал о том, что я чувствую, и не рвался подыхать при каждом удобном случае. И не только потому, что «Механическому солнцу» и семнадцатому району не найти лучшего лидера, а потому что… потому что мне, мне, Солане Диаз, не все равно, жив он или мертв. Мне не все равно…

Бесит!

Я замахнулась на многострадальную переборку, но в ту же секунду дверь с шипением втянулась в стену. Передо мной стоял, вопросительно глядя на занесенный над невинной электроникой кулак, Хавьер Кессель.