Эрика вернулась в кабинет и почувствовала, как у нее горят уши. Увидев, что Спаркс перевернулся и лежит на боку, она опустилась на колени и аккуратно перевернула его на спину. У него начали синеть губы и в глазах, когда он посмотрел на нее, был страх.

— Моя жена… скажи ей… я люблю ее… деньги с нашего счета… их теперь заморозят… — хрипел он.

— Энди, с тобой все будет хорошо. Слышишь?

Кабинет наполнился людьми, которые толкались в кабинете, но ничего не делали. Спаркс протянул руку Эрике, но она бессильно упала и ударилась о пол.

— Нет! — закричала она, увидев, что Спаркс перестал подавать признаки жизни. — Кто-нибудь, узнайте, где «скорая».

Быстро расстегнув еще несколько пуговиц на его рубашке и отведя назад голову, она стала делать искусственное дыхание.

— Он давно говорил, что плохо себя чувствует, — послышалось за спиной Эрики, пока она ритмично нажимала ему на грудную клетку.

— Я знаю его больше года, и он всегда плохо выглядел, — отозвался кто-то еще.

Когда Эрика стала вдувать воздух ему в рот, грудная клетка пришла в движение, но лицо оставалось мертвенно-бледным и безжизненным. В кабинете стояла напряженная тишина. Все смотрели на нее.

— Давай, ты же боец… бейся… не останавливайся, — умоляла она.

Спаркс не открывал глаза. Пока она делала массаж сердца и считала — тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — его голова сваливалась вбок.

Краем глаза Эрика увидела на столе семейную фотографию. Спаркс с женой сидели на корточках на траве вместе с маленькой улыбающейся девочкой с розовым игрушечным скутером.

Она продолжала попеременно делать массаж сердца и искусственное дыхание, не позволяя себе остановиться. С лица уже начал капать пот, и казалось, что это длится бесконечно. А люди в кабинете просто стояли и молча смотрели на нее.

Наконец вошли два медика с чемоданчиками и сменили ее, но было слишком поздно. В 9.47 им оставалось лишь констатировать смерть старшего офицера Спаркса. Эрика вспомнила, что была пятница, тринадцатое.

Эрика смотрела, как тело Спаркса в блестящем черном мешке вывозят из кабинета. У нее затряслись ноги, и отвечать на вопросы полицейского, прибывшего на место смерти, ей пришлось сидя. Во время допроса коллеги она чувствовала себя не в своей тарелке и все не могла понять, как же отнестись к произошедшей трагедии. Энди Спарксу был всего сорок один, и до вчерашнего вечера он был ее злейшим врагом. И вот — он мертв.

Выйдя из здания, она не знала, что делать и что чувствовать. Знакомых у нее здесь не было, и поговорить о случившемся было не с кем. Дул пронизывающий холодный ветер, под его порывами шумела огромная зеленая сетка, закрывающая строительные леса у здания напротив. Чтобы немного согреться, она скрестила на груди руки, но через тонкий свитер ветер продувал ее насквозь. Когда тело Спаркса перекладывали в мешок, на нем осталось ее пальто, и Эрике показалось неудобным просить вернуть его. Она достала телефон и позвонила Питерсону. Тот велел ей садиться в такси и ехать к нему.

Через час он встретил ее у порога своей квартиры. Эрика дрожала, и от холода у нее зуб на зуб не попадал. Он проводил ее в гостиную и обнял, и они долго стояли молча, слушая звук воды, наполняющей ванну.

— Надо же, Спаркс умер, — нарушил тишину Питерсон. — Я думал, он с нами надолго.

— У него маленькая дочь и жена, которой он очень нужен. А последним человеком, с которым он говорил, оказалась я.

— Ты сказала, что пыталась спасти его жизнь.

— Да. Но представь, каково это — умирать, когда некому руку подать, кроме злейшего врага.

Эрика перестала дрожать и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Ты хороший человек, Эрика. Ты на стороне добра, — сказал Питерсон, немного отстранившись и заглянув ей в глаза.

Она снова начала плакать.

— Джеймс, уже столько молодых людей умерло при мне — мой муж, коллеги… Почему они, а не я?

— Это не твоя вина.

— Но я чувствую, что моя.

— Иди, тебя ждет горячая ванна. А я пока налью нам что-нибудь выпить.

Она долго лежала в ванне, держа в руках большой стакан с виски. Питерсон сидел рядом, на крышке унитаза. Эрика рассказала, что произошло накануне вечером.

— Почему, как тебе кажется, он согласился работать с тобой?

— Может, потому что я увидела его с другой стороны, — пожала плечами Эрика. — Я подслушала их ссору с женой, а потом он защищал ее передо мной. А ведь я давным-давно сформировала мнение о нем и не собиралась его пересматривать. А возможно, он был просто…

— Эрика. Он был козел.

— Да, на работе.

— Но мы-то должны были работать с ним. Мы не видели ту, другую сторону, для нас ее просто не существовало.

— Но она была.