Редакция газеты расположилась на улице Иссака Бабеля, аккурат посредине уютной двухэтажной застройки 1920-х, что уцелела на месте бывшего гетто. В этом старом райончике было свое уютное своеобразие и располагался наш город в Италии, здесь можно было бы неплохо тянуть деньги с туристов. Итальянского климата к нам, однако, так и не завезли – а вот криминал уже перерос итальянский уровень.

Разумеется, эти здания даже близко не были офисными. Так что редакция действовала в духе времени. Учредитель ухитрился взять в аренду две кое-как объединенные квартиры на втором этаже одного из местных домов и еще примыкавшую к ним дряхлую галерейку, покрытую сверху досками. Галерейка никуда не вела – такие строили еще прежние, еврейские хозяева, чтобы отмечать в нашем непредсказуемом климате праздник суккот.

Нумерация квартир в этих домах была тут по-питерски непредсказуемая, а дверь в одной из комнат отсутствовала – говорили, что ее выбили нацисты, когда ликвидировали гетто, а городской исполнительный комитет за все годы, что прошли после войны, так и не нашел времени, чтобы поставить новую, а заодно убрать из комнат еще военных лет мусор и заселить сюда наконец-то каких-нибудь ценных пролетариев.

Так что офис приводили в порядок уже рыночные силы. Вынесли обломки кирпича и пахучие обломки штукатурки, починили дверь, сделали в голых комнатах подобие ремонта, расставили столы с достаточно новыми для той эпохи компьютерами – и газета начала выходить.

В этом было какое-то свое, особое, лихое своеобразие, так что Черский ощущал себя здесь на своем месте.

Он и сам не очень походил на типичного ветерана-афганца. Высокий, тощий, сравнительно молодой в свои тридцать пять, с отросшими за уши волосами и вечными солнцезащитными очками с круглыми, как в кино, стеклами, в вечном однотонном свитере – он и правда казался прирожденным журналистом. Черский словно пытался вместе с прежним обликом сбросить и неприятное прошлое.

Хотя его иногда и назвали пустынным вороном – намекая и на прошлое, и на темную одежду, и орлиный нос как у Высоцкого. На это он отвечал уже знакомой цитатой из поэтически-оздоровительной газеты «Завалинка»: «Ворон говорящий, черный, настоящий!»

Лавируя между столами, он вырулил к двери бывшей родительской спальни. Там, как раз напротив сортира, расположился кабинет редактора.

Вдохнул вместе с воздухом немножко невозмутимости – и вошел.

Громадное ар-декошное окно кабинета выходило на улицу Бабеля. Там уже загорелись белесые фонари и даже небесная синева казалась просторней.

Лицом к лицу редактор Лобанович был совсем не страшным. Как всегда, усталый, в мятом сером костюме, он устроился за огромным, как палуба авианосца, столом, где громоздились штабеля разноцветных папок для бумаг, просто бумаги, которые уже не поместились в папки, а еще компьютер, два телефона, дырокол и черт знает что еще. Завалы были такие, что компьютера было уже не разглядеть.

Напротив него сгорбился небритый и мордатый парень неопределенного возраста в куртке из черного кожзаменителя и с прической полубокс.

Черский пригляделся к нему внимательнее, но все равно не узнал. Только отметил, что парень жует жвачку.

– Что случилось? – спросил он у редактора.

– Пока ничего. Его зовут Игорь Бакович. Новый человек, хочет у нас работать. По твоему профилю, Валерий. Подноготная наших улиц.

– Ну я рад, – осторожно ответил Черский. – Насколько я в курсе, трудоустройство не от меня зависит.

– У владельца возражений нет. А новый человек, сам знаешь, нам нужен. Будем расширяться до четырех листов, их надо заполнить чем-то кроме рекламы. Вот и будет заполнять.

– А он уже публиковался где-то?

– Зачем вам? Опыт обязательно?

Черский насторожился. Хороший журналист едва ли будет скрывать свои достижения.

Но он напомнил себе, что надо держать себя в руках, и произнес как мог радостно:

– Мы хотим узнать. Вдруг мы видели ваши статьи. Вдруг мы уже и так восхищаемся вами.

– Было несколько, – пробурчал незнакомец, продолжая жевать жвачку. – Но вы их, скорее всего, не заметили. Не сильно значительные издания.

Он произнес это таким серьезным тоном, как будто в нашем городишке, пусть даже и областном центре, и вправду бывают значительные издания.

– Но вы, я надеюсь, знаете, чем статья от колонки отличается.

– Ну, учился три года, в ЕУСЗ.

– Политолог или философ? – поинтересовался Валерий. Он отвернул голову, чтобы скрыть улыбку, но кандидат в акулы пера даже не смотрел в его сторону.

– Журналистика, разумеется, – заявил тот.

– А потом?

– А потом не выдержал. Улицу лучше на улице изучать. У нас в ЕУСЗ много гопоты водилось.

Про столичный Европейский университет современных знаний слышали многие – он как раз активно раскидывал свои филиалы по областным центрам, размещая учебные корпуса в бывших детских садиках и заброшенных военных складах.

Но какая-то энергия в этой организации была. Видимо, основали его не только расчетливые хапуги, но и романтически настроенные городские сумасшедшие. Где бы ни появился его очередной филиал, этот новомодный универ так или иначе всегда притягивал к себе самых неприкаянных людей города.