Шрифт:
– Ну так что, я что-то не то узнал? Что-то, чего не хочет Москва?
– А при чем здесь Москва? Наша столица теперь в другом городе.
– Наша столица в другом городе. А ваша – в Москве. Что, думаете, я не догадался, кто вас финансирует.
– Если нас финансирует Москва, – меланхолично заметил редактор с другой стороны стола, – то вы-то зачем к нам пришли?
– Материал вам предложить. Я еще не знал, под кем вы ходите.
– Ну вот, вы и узнали, под кем мы ходим. Идите отсюда. Лесом.
– Это из-за моей позиции?
– Вы вольны предложить нам материал, – все тем же нарочито бесцветным голосом произнес редактор, – мы вольны его отвергнуть.
– На самом деле, – вмешался Черский, – дело, конечно, в вашей позиции. Но не той, которую вы показали на этой странице. А вот этой.
Он перевернул радикальное издание обратно лицевой стороной.
Под заголовком «Их ждет виселица» была напечатана фотография какого-то печального лысого человека с усами.
Под фотографией значилось: «Лопухов Олег Петрович, проживает на улице Косицкого, дом 9, квартира 28. Бывший друг национально-освободительных сил, а ныне славянофил-подмосковит. Учитель химии в СШ № 5. Девятого мая 1992 года на праздновании победы сталинского режима над фашистским режимом вышел с российским флагом, сдал полицейским мальчика, который распространял антимосковские листовки в СШ № 5. Эту тварь ожидают горячо любимые им лагеря для членов семьи изменника Родины. Смерть московитам, смерть их пособникам!»
2. Дебилам привет!
В кабинете редактора повисло зловещее молчание. Казалось, кто-то невидимый только что проорал всю эту вербальную чуму, а теперь насмешливо смотрит на собравшихся и ждет реакции.
– Вы знали, что это будет напечатано, когда сдавали свою статью? – поинтересовался редактор.
– Ну а что здесь неправда? – отозвался Бакович, не поднимая взгляд.
– Ну, например, непонятно, кто из его семьи будет этим изменником Родины. Про него самого написали, а про изменника – нет.
– Какая разница?
– Для вас нет разницы, к расправе над кем призывать?
– Какая разница, что делать с такими, как он? С выродками, которые уже тем, что живы, угрожают нашему народу.
– Откуда вы знаете об этой угрозе? – поинтересовался Черский. – Лично опросили весь народ?
– У нашего народа есть государство. А такие, как он…
– Если бы такое угрожало государству, про это было бы написано в Уголовном кодексе, – перебил его Черский. – Не надо говорить за государство. Вы не парламент и не ассамблея. Вы просто еще один неуч с помойки, который пытается пристроиться в газету, потому что советская власть неосторожно научила вас читать и писать.
– То есть людей, национально мыслящих, в вашей газете видеть не хотят? Или вы просто родственник этого выродка?
– Я просто не люблю, когда призывают к расправе. И думаю, мало кто любит. Призывать к такому может только сумасшедший.
– А сдавать детей в милицию – нормально?
– А вы уверены, что этот школьник существовал? И, если так уверены, сможете сказать, что было написано в той листовке.
– Какая разница, что там было? Поищите в своих вонючих папках – вдруг она тоже где-то там затесалась?
– Если там были призывы к убийствам с указанием адресов – я бы тоже его в милицию отвел. У нас в городе и так каждую неделю кого-то убивают.
– Ну вот и докажите!
– Я думаю, что если бы школьник существовал или если бы листовки были мирными, – заметил Черский, – то вы бы не стали прятать от нас свои прежние публикации. Они у вас очень яркие. Сразу видно – с душой написано. Хотя я этого не понимаю.
– То есть вы защищаете этого выродка?
– Нет, – снова вступил редактор. – Мы просто деньги зарабатываем. Нам проблемы не нужны. Убьют кого-нибудь, а мы крайними окажемся. А теперь – проваливай! – рявкнул редактор.
Бакович поднялся, посмотрел на него с тупой злобой, не переставая жевать. Потом сплюнул жвачку на ковер и вышел прочь.
Из коридора донеслись шаги, потом грохот – может, Бакович на что-то налетел, а может быть, сам что-то пнул.
Когда хлопнула входная дверь, даже дышать стало легче. Как будто сам воздух очистился.
Черский смотрел на белый комочек жвачки, что остался как память о национальном возрождении. И думал, что не зря еще сначала, когда был ремонт, выбирали самый немаркий ковер.
Оттереть его будет не так сложно… Не так сложно, как смыть человеческую кровь.
Черский не выдержал и заговорил – хотелось прогнать остатки мрачных мыслей:
– Тема, конечно, интересная, просто исполнитель плохой. И мне кажется, можно было про это сделать интересный материал. Прямо вот такой гвоздь программы для целого номера, который потом вся страна перепечатывать будет. Только вот по исполнителю сразу видно – не справится. А так, конечно, было бы интересно порадовать читателей разбором, какие они есть, на какие сорта делятся. В английских газетах, даже в тех, которые доходят до нас, много про них сейчас пишут. Пусть узнают, что есть плохие скины-фашисты – «боны», хорошие скины-антифашисты – «реды» и просто скины – «трады», которые вообще никому не интересны. Но вот что странно: скины-то стали с фашистами сливаться только сейчас. Прежние британские были как раз «традами», любителями пива, футбола и заводной карибской музыки, среди них было полно черных ямайских докеров. Почему так происходит – науке неизвестно. Было бы интересно с этим разобраться. Хотя это тянет, конечно, не на статью, а на целый документальный фильм. «Фашизм поднимает бритую голову» или что-то такое. И я понимаю, что такое, конечно, в Москве снимать надо. Там и людей больше, и деньги можно найти даже на такие дела.