ИСПЫТАНИЕ МАСТЕРА

Третью неделю так называемая "третья столица" страны и первая столица Урала город Горнозаводск изнывал от жары. Как и в прошлом году, повторялся климатический катаклизм - до мая лежал снег, ночные заморозки чуть не до середины июня, а затем дурная жара за тридцать градусов.

На балкон третьего этажа вышел худощавый мужчина лет тридцати и уныло поглядел на поникшую зелень узкого двора. В его серых глазах читалось безразличие, а овальное правильное лицо было абсолютно ординарно и невыразительно, прямые русые волосы коротко пострижены. Такие лица не запоминаются. Единственной особой приметой могли считаться металлические зубы. Они блеснули, когда мужчина с отвращением сплюнул вниз. Белая футболка с выцветшей символикой Барселонской олимпиады и потертые коричневые вельветовые брюки, окончательно вышедшие из моды лет пятнадцать назад, свидетельствовали о благородной бедности - бедненько, но аккуратно.

Перегнувшись через балконные перила, мужчина сквозь пыльную листву тополей поглядел на видневшиеся вдали киоски. Разглядев все, что надо, он прошел в квартиру. Его убогая одежда вопиюще контрастировала с богатой обстановкой. Мягкая итальянская мебель, хрустальная люстра, широкоэкранный телевизор "Сони", мощный музыкальный центр "Пионер", огромный бельгийский ковер на полу. На кухне, куда он прошел, блистал пластиком и никелем немецкий гарнитур со встроенной бытовой техникой. Двухэтажный холодильник "Индезит" возвышался, как айсберг.

На пластиковой столешнице возле сверкающей нержавейкой мойки обсыхали пивные бутылки, десятка полтора. Мужчина сложил их в большую прочную полиэтиленовую сумку и вышел в прихожую. Сбросив тапочки, он надел крепкие ещё кроссовки и покинул квартиру. Массивная дверь мягко захлопнулась, щелкнув американским автоматическим замком. С угрюмым видом мужчина вышел на улицу. Ему явно не хотелось встречаться с пожилой соседкой, но увернуться не было никакой возможности.

– Добрый день, Инна Ивановна, - он попытался сделать приветливое лицо.

– Здравствуй, Олег.
– Женщина остановилась с явным намерением поговорить, подтянула отворот линялого домашнего халата, распираемого изнутри обильной плотью.
– Так комбинат-то ваш банкротить хотят. Сама по телевизору вчера слышала.

– Вроде, хотят, - безрадостно подтвердил мужчина, названный Олегом.

– Так хоть зарплату выплатят.
– Соседке было скучно торчать одной во дворе, ей требовались общение и информация для пересудов.

– Как же, - усмехнулся Олег.
– Долгов выше крыши, на торги уже выставляют. Кто зарплату платить будет? Новый хозяин, что ли?

– Так он, может, наладит все...

– Мэр приезжал на собрание и прямо сказал, что городу не нужны два молокозавода.
– В глазах Олега мелькнула обида.
– Его же муниципальный банк нас и подловил с кредитами. Так что закрыли временно, но навсегда. Если и будет у меня там работа, так только оборудование демонтировать. Уже деятели какие-то ходили по цехам, говорят, под оптовые склады занять хотят.

– Ну да, ну да, - закивала соседка, - место хорошее. Рядом вокзал, с одной стороны Сибирский тракт, с другой выход на Московскую дорогу...

– Ладно, - прервал её рассуждения Олег, - как-нибудь переживем.

Он решительно направился по тротуару вдоль дома, пересек небольшой захламленный пустырь между сетчатым забором школьного двора и пустующим фотоателье, вышел к мини-рынку возле магазинов. Здесь стояли в ряд зеркальные киоски и павильоны, круглосуточно торгующие всем, что продавалось в магазинах напротив, и тем, чего там отродясь не бывало. Лицом к киоскам тянулись открытые прилавки и лотки под цветными капроновыми тентами. Здесь главным товаром служили овощи и фрукты, а так же всякая мелочевка и жестянка - крышки для консервирования, рабочий инструмент, посуда, бытовая химия. Опиумные "чеки" и "косячки" анаши бабушки в белых платочках продавали из-под полы.

Несколько сбоку прижался к стене дома большой железный сарай, выкрашенный коричневой половой краской. Он напоминал гараж, но не для легковушки, а, скажем, для автофургона. Железные ворота сарая были распахнуты настежь. Олег перехватил из одной руки в другую лямки сумки и направился к воротам.

Здесь располагался пункт приема стеклотары. Внутри сарая громоздились штабеля пластиковых ящиков. Сбоку к стенке прибита узенькая полочка, на ней стоят образцы принимаемой посуды, то есть пустые бутылки разных видов и размеров. На каждую приклеен бумажный квадрат с крупными цифрами - ценник. Дороже всех идут темные пивные бутылки - по семьдесят копеек. Дешевле всего светлые - десять копеек. Чекушки - пятнадцать. Водочные - тридцать, водочные под винтовую пробку - сорок.

Чуть в сторонке в тени раскоряченного, кривоствольного тополя, как обычно, сидели хозяева приемного пункта стеклотары - лица кавказской национальности. Сидели они на обшарпанных стульчиках из стальных трубок с крашеными фанерными сиденьями и спинками. Такие стулья раньше стояли в студенческих столовых. Хозяев было трое. Главный из них, по имени Юсуф, сорокалетний толстячок с толстыми черными усами на широкой верхней губе под мясистым носом, сидел в центре. Его серая трикотажная рубашка с коротким рукавом темнела влажными пятнами пота. Вообще-то он являлся хозяином целой системы приемных пунктов стеклотары, складов и киосков, а тут у него располагался своего рода офис на свежем воздухе.