– Командир? – рискнул спросить Замес.

– Ты уже проспорил, - скрежетнул я голосом. И бойцы напряглись, предпочтя не лезть под горячую руку.

Через пяток минут из знакомого проулка выбрались четверо. Персонажи на троечку – облачены в легкие броники поверх одежды спортивного покроя и затрапезного вида. Расцветки темные, оттенки пыльные, покрой хреновый. Вооружены по классике - колюще-режущим и шмалабоями, что синевато искрили, бликуя на экипировке. Фигуры у пришлых средние, ничем не примечательные, а вот лица лучились туповатыми эмоциями превосходства над плебсом – когда ты, сука, Д’Артаньян, а все остальные конкретно так не мушкетеры.

На руках синие повязки. У одного, вышагивающего на лидирующих позициях, повязка измазана чем-то бурым. Но не сказать, что товарищи нечистоплотны – в облике прослеживаются некие строевые потуги, вроде исконного командирского призыва - солдат, держи автомат и жопу в чистоте.

Напрашиваются выводы, как говорится. Пришлые уверены в своем праве, представляя военизированную группировку, что мнила себя сильной. Пришли, увидели, забрали нахер - краеугольные камни поведенческих доминант.

Я безэмоционально разглядывал чужаков. Дед смотрел на их приближение, как телок на нож мясника - инстинкты есть, а сил уже нет. А ведь общинные бьются с сухими каждый день, но появляется черная четверка, и яйца отмирают.

– Восток, бля!
– зычно и властно гаркнул лидер пришлых. Технично сплюнул, постаравшись попасть в стоявшее у обочины ведро. Не попал.

Один из ополченцев гоготнул, наблюдая как напряглись ширмачи. Сдается, сценка разыгрывается по нотам далеко не в первый раз.

– Община приветствует Боржома, - чуть наклонился старик.
– Вы припозднились.

– Предъявляешь что ли?
– мгновенно вызверился служивый.

– Не, не, не, - Восток невольно покосился на оставленное застолье, где к разговору прислушивалась смена. – Община рада.

Ты, падла, видно прикалываешься, - сделал вывод смешливый ополченец. – Любишь пошутить?

– Не, не, не...

Дед словил короткий удар в пузо от подскочившего Боржома и сложился на колени.

– Так и стой, на, - кивнул ополченец.
– Почему не вижу подношений?! Спрашиваю, на! Почему, а?!

Как же знакомо звучит. Я на мгновение прикрыл глаза. Прям до мурашей. Чуть шевельнул ладонью, останавливая тревожное шевеление Ивы.

– И Машку тащите, - поддакнул третий ополченец.
– Куцый интересовался.

– Точно.
– Боржом потыкал старика дулом шмалабоя.
– Машка где?

– Так дите же...
– дед нашел в себе силы посмотреть в глаза угрозе.

От теплушек двое мужиков уже тащили рюкзаки с оброком. Тара щуплая, если что. Боржом показательно удивился:

– Ты охренел Восток? У вас было семь циклов на сбор. Семь! Сраных! Циклов! Что мне сказать гвардии?! Они ведь спросят именем Оси, сильно спросят!

А вот и зацепочка для определенности пути. Я чуть кивнул мыслям.

– Дрожь слабая прошла. Слабая дрожь...
– Дед вновь покосился на смену слезливым взглядом. Ну то понятно - мы же посланники.

Я отчетливей дернул ладонью, пресекая сопение медика и кулинара.

– Машутка!
– крикнул ополченец.
– Ты где?

– Твари, - выдохнули подле стола. Минерва приблизилась и застыла злобной каланчой. На большее ее не хватило.

У крайней теплушки мелькнула невысокая тень в безразмерной одежонке.

Боржом для острастки шмальнул в воздух, счел, что эффект не достаточен и засадил старику с ноги. Между тем, налог они приняли не глядя - цапнули рюкзаки и закинули на плечи. Учитывая, что внутрь даже не заглянули, пришли за другим. А может и просто куражатся, обходя владения. Паству надобно держать в узде, - говаривал Годри. Мир праху и все такое.

– Соски есть?
– встрепенулся третий ополченец.
– Были, сука, я же помню...

– Путаешь общину?
– подал голос четвертый. Какой-то он молчаливый. Тревожный. И огонька сборщика в нем нет.

– Заткнулся, Лоб, - отрезал мужик.

Восток, булькая кровавой слюней, смог подняться на колени и выдохнул:

– Посланники...

– Че, бля?
– не понял Боржом.

Я таки повернулся к бледной Иве, которая, сцепив кулаки, не отводила взгляда от действа. Если на чистоту, мне надоело ждать. Усмехнулся, перехватив ее отчаянный взгляд.

– Ты просто запуталась девочка, - сказал по-отечески строго.

– А?
– вздрогнула она.

– Люди - такие люди. Но кодекс - это Кодекс. А Амиго - всегда Амиго.

Ива медленно поднялась, точно к чему-то прислушиваясь. Затем заговорила - слова звучали медленно и веско, вколачиваемые в воздух:

– Тьма отступит. Зло падет. Помни. Покуда не усомнится Страж. И имя ему - Легион.

Наступила резкая тишина. Боржом сделал шаг в сторону, чтобы лучше видеть источник звука, и спросил непонимающе: