Шрифт:
— Готово, — Сорокин отошел от установки. — Первый образец — обычная броня, для сравнения. Стандартная марка, используемая сейчас на танках.
— Лампы! — скомандовал Величковский.
Зажглись мощные лампы, направленные на испытательную пластину. Сорокин встал у рукоятки спускового механизма.
— Внимание… — он замер. — Выстрел!
Резкий хлопок сжатого воздуха. Вспышка. Звон металла о металл.
— Смотрите! — Величковский бросился к пластине. — Полное пробитие! При этом масштабе это соответствует попаданию тридцатимиллиметрового снаряда. Сорокин, давайте нашу новую броню!
Пока молодой инженер менял пластину, профессор быстро делал пометки в журнале:
— Так, глубина проникновения… характер разрушения… отметины на задней стенке…
— Второй образец готов, — доложил Сорокин. — Трехслойная броня новой конструкции.
Мышкин подался вперед. Даже его невозмутимое лицо выражало интерес.
Снова хлопок. На этот раз более глухой звук удара.
— Невероятно! — Величковский прильнул к лупе, рассматривая место попадания. — Только вмятина! И какая правильная деформация среднего слоя…
Сорокин уже измерял глубину вмятины микрометром:
— Всего один целых восемь десятых миллиметра при тройной энергии удара! А масштаб показывает… — он быстро сделал расчет на грифельной доске, — … что такая броня выдержит попадание даже сорокапятимиллиметрового снаряда!
— Теперь под углом, — я указал на установку. — Проверим рикошет.
Закрепили пластину под углом шестьдесят градусов. Новый выстрел — и снаряд, срикошетив, впечатался в защитный экран.
— Записывайте! — Величковский лихорадочно чертил в журнале. — При угле шестьдесят градусов полный рикошет, поверхностные повреждения минимальные.
— А это что? — Мышкин указал на радужные разводы вокруг точки удара.
— Деформация кристаллической решетки, — объяснил Сорокин. — Видите, как равномерно распределилась энергия? Внешний слой рассеял удар, средний поглотил, а внутренний остался вообще без повреждений!
Я поднял сработавший снаряд, сплющенный, но не разрушившийся.
— Надо же, как его. А что, если мы сделаем другой снаряд?
— Погодите, — прервал Мышкин. — Сначала зафиксируем все результаты. Где фотографии?
Величковский заканчивал проявку в походной фотолаборатории, устроенной тут же:
— Вот, еще влажные… Но картина отчетливая. При одинаковой массе новая броня держит удар в два с половиной раза сильнее стандартной!
— И это без учета рикошетов, — добавил Сорокин. — А с учетом оптимальных углов наклона ее вообще невозможно пробить!
— Достаточно, — оборвал я. — Документацию — в сейф. Негативы я забираю. Через двое суток жду подробный отчет с расчетами и схемами. И товарищи… — я обвел всех взглядом. — Надеюсь, вы понимаете степень секретности?
Все молча кивнули. После ухода Мышкина Величковский тихо произнес:
— Знаете, коллеги, я сорок лет в металлургии, но такого еще не видел. Это не просто новая броня — это… — он замолчал, подбирая слова.
— Это победа, — закончил я за него. — Надо теперь сохранить секрет до решающего момента.
Сорокин начал убирать оборудование. За стеной гулко капала вода, напоминая о том, что мы все еще в подвале. Но эта темная комната только что стала местом рождения технологии, которая изменит историю.
После успешных испытаний брони я собрал Величковского и Сорокина в «штабной» комнате лаборатории.
— Товарищи, — я разложил на столе чистые листы, — броня это только полдела. Нам нужны новые снаряды.
— Зачем? — удивился Сорокин. — Мы же создали неуязвимую защиту.
— Именно поэтому, — я начал быстро чертить схему. — Представьте, что такую броню создаст кто-то другой. Чем будем пробивать?
Величковский задумчиво протер пенсне:
— Логично… Но существующие бронебойные снаряды исчерпали свой потенциал. Нужны принципиально новые решения.
— Верно. И у меня есть идея, — я понизил голос. — Но нам понадобится специалист по взрывчатым веществам и артиллерийским системам.
— Есть такой человек, — медленно произнес профессор. — Павел Андреевич Игольников. Бывший преподаватель Михайловской артиллерийской академии. Светлая голова, огромный опыт. Сейчас на пенсии, живет уединенно.
— Он надежен?
— Абсолютно. Старая школа. К тому же… — Величковский помедлил, — у него особые счеты с нынешней властью. Брата расстреляли в девятнадцатом.