Вот только когда я прибыл сюда в очередной раз, то застал печальную картину.

В тусклом свете специальных ламп металлографический микроскоп «Цейс» поблескивал начищенной латунью. Величковский, склонившись над окуляром, рассматривал очередной шлиф.

— Опять не то, — он устало снял пенсне. — Структура неоднородная, видны крупные карбиды. Такая броня будет хрупкой.

Сорокин хмуро разглядывал результаты испытаний:

— И по твердости не выходим на нужные показатели. Максимум двести восемьдесят единиц по Бринеллю, а нам нужно минимум триста двадцать.

Я походил немного рядом, дал пару советов и уехал. Через пару дней вернулся поздно вечером. Остался уже надолго.

Второй час ночи. Лаборатория наполнена раскаленным воздухом от печей.

— Снова трещины! — Сорокин в сердцах отбросил образец. — Уже пятая плавка, а результат тот же.

Величковский склонился над микроскопом:

— Структура нестабильная. Видите эти игольчатые включения? При ударе они станут концентраторами напряжений. Броня рассыплется.

Я подошел к доске с записями:

— Давайте пересмотрим режим охлаждения. Может быть…

Грохот прервал мои слова, на испытательном стенде лопнул очередной образец. Осколки брони разлетелись по защитной камере.

— Вот вам и эксперимент, — мрачно произнес Сорокин, разглядывая изломы. — Хрупкое разрушение. Как я и предполагал.

— Попробуем другой состав, — Величковский быстро писал в лабораторном журнале. — Увеличим содержание марганца, снизим углерод…

Спустя пару дней другой визит.

Тут как раз проходила новая плавка. Раскаленный металл льется в форму. Три часа термообработки.

— Твердость выше, — констатировал Сорокин у твердомера. — Но посмотрите на излом. Не годится.

В ярком свете ламп поверхность разлома блестела крупными кристаллами.

— Черт! — профессор в сердцах стукнул кулаком по столу. — Перегрев при закалке. Зерно выросло до недопустимых размеров. Эта броня не удержит даже простой бронебойный снаряд.

Я наблюдал за их работой, выжидая момент. Нужно, чтобы они сами прочувствовали все тупики традиционного подхода.

Снова плавка. Снова термообработка. Снова неудача.

— Не понимаю, — Сорокин устало опустился на табурет. — Вроде все делаем правильно, по науке. А результат… — он махнул рукой на груду неудачных образцов.

Величковский задумчиво протирал пенсне:

— Возможно, мы идем неверным путем. Пытаемся улучшить существующую технологию, вместо того чтобы найти совершенно новую идею.

И тут я понял — момент настал. В это время я расхаживал по лаборатории, делая вид, что погружен в размышления. На самом деле в голове выстраивалась четкая картина, знания из будущего складывались в конкретную технологию.

— А что если… — я резко остановился. — Что если сделать броню трехслойной?

Величковский поднял глаза:

— Трехслойной? Но это же…

— Слушайте! — я схватил мел и начал быстро писать на грифельной доске. — Внешний слой — высоколегированная сталь. Хром — три процента, никель — два, молибден — один. И добавить ванадий, совсем немного, для измельчения зерна.

Сорокин лихорадочно записывал в блокнот:

— А средний слой?

— Средний делаем вязким, на основе марганцовистой стали. Он будет гасить энергию удара. А внутренний… — я на мгновение как будто задумался, — внутренний снова высокопрочный, но с добавкой титана.

Величковский медленно протер стекла пенсне:

— Невероятно… Это же… это абсолютно новый подход! Но как соединить слои?

— Специальная сварка и диффузионный отжиг, — я продолжал писать формулы. — И особый режим термообработки: закалка внешнего слоя до шестидесяти-шестидесчти двух единиц Роквелла, затем отпуск по сложному графику.

— Позвольте, — профессор вскочил, глаза его загорелись. — Если правильно подобрать температурные режимы, это может сработать. Сорокин, начинайте плавку! Немедленно!

Следующие часы прошли как в лихорадке. Гудели печи, Сорокин колдовал над тиглями, добавляя точно отмеренные порции легирующих элементов. Величковский лично контролировал температуру, не доверяя даже автоматическим самописцам.

К рассвету первые образцы были готовы. Маленькие пластины новой брони поблескивали безукоризненно ровной поверхностью.

— Смотрите! — Величковский отшатнулся от микроскопа. — Невероятная структура! Мелкое зерно, равномерное распределение карбидов… Сорокин, проверьте твердость!