— Я ведь действительно поверила в силу сказанного, была уверена, что не вспомнишь, что я снова осталась одна, — делюсь самым сокровенным, впервые после возвращения.

Миша резко выдыхает, закрывает мой рот ладонью, не желая даже слушать о моих сомнениях.

— Никогда, слышишь, никогда ты больше не будешь одна. Моя.

Смотрю в его безумные глаза, щелкает и загорается. Обхватываю его тело ногами, оказавшись на нем. Ощущаю блуждающие руки на своих бедрах, то и дело тормозят и сжимают плоть. Губы, уши, шея, все подверглось акту вандализма. Чувствую как полыхает каждый сантиметр.

Как изголодавшиеся псы мы подбрасывали в костер все больше и больше дров. Языки пламени ласкали наши тела.

Возвращаюсь в реальность, только когда оказываюсь на кровати. Прохлада черной шелковой простыни позволяет перевести дух, вернуться в реальность. То что надо, что бы не слететь с катушек.

Одежды уже практически не осталось, только голубое кружево внизу и шорты. Он не торопился, сначала избавился от остатков пижамы, а после, немного помедлив, потянул за атласный край. Жажда казалась нестерпимой, словно лезвием по коже.

Звук падающей ткани на пол оглушил. Настолько все рецепторы были оголены.

А потом время притормаживается, может реально, может только для меня. Его горячие губы, влажный язык, едва коснувшись содрогающейся плоти, начали вытворять нечто. Рисовали узоры, славливая реакцию моего организма.

Не могла это контролировать, каждый новый захват сопровождался криком, словно от этого было легче. Делилась со всем миром этим блаженством. Летаю, вверх и резко вниз. Перехватываю воздух, борюсь с давлением, но все же проигрываю.

Мир взрывается тысячами красок, снова и снова. Хочу оторваться от него, но он лишь сильнее сжимает бедра. Притягивает обратно. Чувствую как вязкие соки стекают ему в рот, сначала смущаюсь, но потом забиваю. Ловлю его мысли, ощущения, он кайфует, жаждет этого. Так пусть. Так только с ним могу, только для него.

Даже визгнуть не успеваю как Миша уже нависает сверху. Без промедлений входит так глубоко, что я изгибаюсь в обратную сторону, он не теряется и воспользовавшись моментом хватает мою грудь. Его губы, язык, играют с соском, перебирая его, лаская. Но не долго, нежность резко превращается в боль, затягивает. Первая секунда обрывает все, даже не чувствую его внутри, сосредоточена на зубах, что впиваются в мою плоть, но это лишь мгновение. Потом новый прилив, особенный. Может ли человек выдержать столько эмоций одновременно, не разорвет?

Разорвет, от того и не противлюсь. Хочу чтоб разорвало. Меня! Его! Обоих!

И даже в те моменты просветления, что приходят, я кайфую, ведь слышу его наслаждение. Рычит, хрипит, прикусывает губы, они белеют. Не чувствует боли видимо, как и я.

— Я снова, — шепчу, в надежде, что он услышит.

Горячая, вязкая жидкость наполняет меня, уходит так глубоко в попытке отыскать выход. Только Миша не торопить освободить путь, остается внутри, и все еще вздрагивает с небольшими интервалами.

— Оживай, — нарушая тишину, ворвался в мое сознание Миша.

— Угу, — тяну я, не способная на более сложные фразы.

— Я не шучу, у нас сегодня слишком много дел, к тому же, вечером предпочту повторить.

На эту фразу подрываюсь, смотрю на него бешенным взглядом.

— Повторить? Сегодня?

— Как оживилась, — приподнимает брови и растягивает уголки губ, весело блин ему.

— Не угрожай.

— Чем я угрожаю?

— Своим сексом, — со всей серьезность отвечаю, натягивая майку.

— Нашим сексом, крошечка, нашим, — вновь оказывается так близко, что я сдаюсь.

Разливаю кипяток по кружкам и стараюсь не смотреть за ловкими движениями Миши, что раскидывает по тарелкам еду. Помидорки разрезает на половинки, лосось на тонкие полосочки и золотистый хлебушек прячет под творожное одеяльце.

— Я столько не съем, — бормочу только усевшись за стол.

— Придется, тебе за двоих надо, — цедит сквозь зубы, истинный дьявол.

— Вот именно, за двоих, а не за семерых, — не ведусь на его зловещий тон, сама умею, знает же.

— Хорошо, пока все это не съешь, мы никуда не поедем, — сменил гнев на милость. А это уже против правил.

— Пфф, напугал. Переживу, — насаживая помидор на вилку, показывала свое безразличие.

— Жаль, а я попросил отложить елку до пяти. Не стал покупать, подумал ты захочешь посмотреть, вдруг не понравится, решишь выбрать что-то другое. Ладно, позвоню ему и скажу, что не приедем, — рука потянулась в карман брюк, за телефоном.

— Миша, так не честно, — запищала я.

— Ты связалась с демоном, дорогушечка, не взывай к совести, не прокатит, — приложил ухо к телефону, смотрел прямо в глаза, не реагируя на голос, что любезничал по ту сторону.