— Ладно. Давай прокатимся. Ксюша с Варей все равно уже спят.

Я ерзаю на мягком кресле, покрываясь краской смущения.

— Не хочу навязываться…

— Брось, Марго. Расслабься. Музыку включить?

— Да.

— Радио? Или можешь подключиться и включить свое.

— Радио сойдет. Вы часто задерживаетесь на работе?

— Бывает. А ты часто сбегаешь из дома? — не сводя глаз с дороги, интересуется он с замаскированным под праздное любопытство беспокойством. Чем это повеяло? Неужели родительским контролем?

— Совершеннолетние не сбегают, они уходят по своим делам и приходят тогда, когда посчитают нужным, — парирую я.

— Если у тебя проблемы дома, ты всегда можешь не только поговорить со мной или Варей, но и прийти. Марго, мы тебе всегда рады.

Я стискиваю кулаки, глубоко дышу через нос и впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы со рта нечаянно не сорвалось какое-нибудь лишнее откровение, типа того, что моя жизнь катится в тартарары, и я собираюсь бросить младшего брата на съедение маминому сумасшествию.

— Зачем мусолить это лишний раз? — ведя безуспешную борьбу с комком в горле, приглушенно и сипло произношу я. — Вы прекрасно знаете, какая обстановка царит у нас дома.

— Знаю.

— Вот и славно! Закрыли тему… — вспылив, скрещиваю перед собой руки и отворачиваюсь к окну. Молодчина, Рита. Разогналась на ровном месте и наехала ни за что на человека. — Извините, — из-за сдавливающего голосовые связки раскаяния молвлю я на грани шепота. — Простите, — закрываю лицо ладонями, трясу головой. Совсем крыша едет.

— Все хорошо, Марго, — сохраняя тон непоколебимо ровным, Матвей Анатольевич похлопывает меня по ноге. — Ты юна. Чувства зашкаливают. Нужно выговариваться, чтобы становилось легче.

Он продолжает что-то говорить, а я зациклена на тепле, которое источает его мерно постукивающая по колену рука. Каждый раз, когда он соприкасается с моей кожей, от точки соединения по всему телу разливается нечто приятное, сопровождаемое мурашками, сухостью во рту и учащенным сердцебиением.

Не ведая, что творю, я накрываю его кисть своей рукой и прижимаю к ноге. Матвей Анатольевич закрывает рот, медленно поворачивает ко мне голову и, уставившись с неизъяснимым удивлением во взгляде, сглатывает.

— Остановите машину, пожалуйста, — выговариваю я не своим голосом. Необычайно нежным и робким.

Он отворачивается ненадолго к дороге, сворачивает к пустой заправке и тормозит машину. Двигатель не глушит.

— Можно вас обнять? — продолжая цепляться за его руку, плотно прилегающую к моей ноге, прошу я.

Смаргиваю слезу. Когда я начала плакать? Почему я плачу? Что со мной творится?

Матвей Анатольевич раскрывает руки для объятий. Я отстегиваюсь и льну к его телу, крепко обхватывая за горячий торс. Все мое нутро заливает сладкой, вязкой негой. Исходящий от Метелина запах кружит голову… Я закрываю глаза, растворяясь в животворящем тепле. Когда он неуверенно обнимает меня в ответ и начинает гладить по голове, безмолвно утешая, я легонько бодаю его в грудь, испытывая не просто жажду человеческой нежности, а нечто коварнее; что-что, что обжигает внутренности, неугомонным пламенным змеем извиваясь внизу живота.

Что-то противоестественное. Аномальное.

Он отстраняется, когда я подбираюсь к его шее и целую в пульсирующую жилку.

— Марго, ты… чего? — в одно действие отрывает меня от себя. — Зачем ты меня поцеловала? — поверхностно дыша, проводит языком по губам и бросает неосторожный взгляд на мои полураскрытые.

— Не знаю, — растерянно отвечаю я.

Я не знаю, зачем сделала это.

— Простите меня.

Я толкаю пассажирскую дверь и со скоростью пули вылетаю под ливень, чтобы охладить вышедший из-под контроля разум.

— Марго, вернись в машину, — напряженный голос Матвея Анатольевича разбавляет дождевой шум.

Я хватаюсь за голову, стискиваю зубы и жмурюсь.

Схожу с ума, как мать.

Нет. Я не она. И не стану ею.

— Ты простынешь… — он догоняет, берет меня за локоть и тащит к внедорожнику.

Я вырываюсь из захвата.

— Я вас только что поцеловала, а вы волнуетесь, что я простыну?! — кричу, опаляя его вызывающим взглядом.

— Мы об этом забудем, — не терпящим возражений голосом изрекает он.

— Считаете, что я легкодоступная? Шлюха?

Потому что моя мать в этом отныне всецело убеждена. Не знаю, что с ней будет, если найдет вибратор под матрасом и откроет для себя Америку, осознав, что ее дочь здоровая, половозрелая девушка и однажды начнет заниматься сексом. Хотя… Больше нет смысла париться из-за этого. Если я падшая, то нужно же это как-то оправдать.

— Я так не считаю, — невзыскательно отзывается Матвей Анатольевич.

Я подхожу к нему, поднимаюсь на носочки и жадно впиваюсь в его рот. Боже, на вкус его губы просто восхитительны! На секунду прерываю поцелуй, издаю слабый стон и заглядываю в непроницаемые глаза мужчины.