Надеюсь, однажды мне хватит наглости и отваги, чтобы рассказать ей всю правду о дне, когда погибла Ксюша.

Четыре месяца спустя

— Привет, доктор Варя, — Алешенька, наш пациент со множественной миеломой, вяло машет мне полусогнутой в локте и худенькой, как спичка, рукой.

Мальчик, с которым я впервые встретилась в декабре, поступил в стационар в прошлом месяце. Рак отобрал у него бедренную кость. Разрушил до основания. К сожалению, спасать там было нечего. Но здесь ни на минуту не прекращается усердная борьба за его сильное и мужественное сердце. Мне бы больше всего хотелось заверить его родителей, практически прописавшихся здесь, что они вернутся все вместе домой. Мы молимся всем коллективом, чтобы произошло чудо. Чудо, которое вдохнет в него — да и в других наших маленьких пациентов — еще немного сил для сражения за жизнь.

Как было бы прекрасно рождаться в комплекте со своим персональным чудом и с правом при необходимости им делиться. Сколько бы родителей никогда не познали горя!

— Привет, капитан, — я салютую Алеше, входя в палату семейного типа. Свое прозвище он получил из-за безмерной любви к пиратам. По вечерам мальчик с мамой и папой смотрят «Ван-Пис». Иногда, когда у родителей не получается, компанию ему составляют медсестры и я по возможности. — Как ты себя чувствуешь? Хорошо спал?

— Мне снился Луффи, — он не находит в себе силы для развернутого ответа и со слабой улыбкой показывает большой палец вверх.

— Не тошнило? — побочка лекарств…

Героически мотает головой.

Дальнейший разговор происходит в таком формате: я задаю вопросы и получаю невербальные «да», или «нет».

На данный момент спасти его может трансплантация костного мозга. Родители Алеши ему не родные. Они усыновили мальчика в младенчестве, а это означает отсутствие с ним генетической совместимости, необходимой для успешной пересадки. Несмотря на это, они сдали кровь на типирование, однако не подошли в качестве доноров. Братьев и сестер, сиблингов для идеального результата, у мальчика нет. По крайней мере, его семья не знает ничего о биологических родных Алеши.

Ситуация сложная. Огромным минусом неродственного донорства являются временные затраты на его поиски. Как только в регистрах потенциальных доноров — отечественном и зарубежных — появится кто-то способный помочь Алеше, начнется подготовка к операции. Это серьезно ударит по кошельку его родителей. Государственные квоты покрывают часть от общей стоимости лечения, поэтому без поддержки благотворительных фондов не обходится практически ни одна спасенная детская жизнь.

Полученные от благотворителей средства в совокупности с открытым сбором средств для Алеши дают его семье надежду на светлое будущее, в котором родители отведут сына в школу, отправят его в университет и, дай бог, подержат на руках внуков. Не только мы, врачи и медсестры, участвуем в спасении его жизни, но и сотни, тысячи неравнодушных людей. Каждый выздоровевший ребенок — наша общая победа в битве, которой однажды, надеюсь, наступит бесповоротный конец.

Вечером я смотрю с Алешей несколько эпизодов мультсериала о пиратах. Еду в свою небольшую полупустую квартиру со свежим ремонтом, закупившись в супермаркете продуктами для сегодняшнего ужина. Приноровилась готовить понемногу, чтобы чаще занимать себя чем-то дома. К слову, я довольно быстро и безболезненно адаптировалась к одиночеству в собственном уголке с видом на парк. Теперь бы добраться до вылазки за мебелью… Третий раз переношу поездку по магазинам на следующие выходные.

В ближайшие планы, в которые не входит пункт обзавестись домашним животным, вмешивается судьба и подбрасывает мне под ноги темно-дымчатого пищащего котенка с запущенной глазной инфекцией. Грязный, больной, он громко и надрывно просит о помощи. Должно быть, голоден. Не похож на домашнего. Весь в пыли и не очень хорошо пахнет.

Я осторожно поднимаю его с асфальта. Малыш выпускает острые коготки, намертво цепляясь за мою блузку.

— И что мне с тобой делать? — вздыхаю, глядя на кричащего пушистика.

Он жалостливо мяукает, так что мне приходится менять курс обратно к машине и искать адрес ближайшей ветклиники.

Нужно выручать малыша.

Рита

За полчаса до закрытия в ветклинику приходит Варвара.

Сперва я списываю ее образ на зрительную галлюцинацию (бывает, от переутомления мерещится всякое, а сегодня как раз не было ни минутки на отдых), однако стоит ей сделать пару шагов вперед, поинтересовавшись у ожидающих очереди посетителей, кто из них последний, я моментально цепенею от осознания, что это ОНА. И из головы мгновенно вылетает, что я должна написать в рецептурный бланк двенадцатилетнего бульдога Роки с трехдневным запором.

Возможно, если пригнусь пониже, то за регистрационной стойкой бывшая жена Матвея меня не разглядит?.. Хотя вряд ли, увидев меня, Варвара затеет конфликт на всю ветклинику, но лучше не рисковать.

Преисполнившись трусости, скручиваюсь так, словно обладаю желейным позвоночником. Не хочу представлять, как ущербно и странно выгляжу со стороны. Вспоминаю, что Алексей Владимирович выписал Роки, махом заполняю бланк и в момент, когда хозяин пса подходит к ресепшн, чтобы расплатиться за визит, я стараюсь не смотреть наверх, бубня стоимость себе под нос.

Время, как назло, растягивается, и минуты превращаются в часы мучительного ожидания закрытия. Глупо рассчитывать, что Варвара не успеет получить консультацию ветеринара, потому что наша политика не позволяет прогонять клиентов, если на момент закрытия они не дождались своей очереди. А сегодня, похоже, как раз тот день. Придется задержаться и отложить визит к маме до завтрашнего вечера.

До недавних пор я не подозревала о существовании псевдодеменции, симптоматикой похожей на деменцию, но спровоцированной психическими расстройствами и, как правило, обратимой. В случае мамы этому предшествовала затяжная депрессия. Она до сих пор лечится в диспансере. Видимых улучшений на сегодняшний день у нее не наблюдается. Мама не разговаривает, почти все время проводит в лежачем положении. Тяжело смотреть на нее такую, но другого выхода у меня нет.