Дома обнаружил тестя в состоянии «счастья полные штаны» от того, что проблемы решились. Женька тоже сиял, хоть у него к фингалу прибавилось красное ухо, стоявшее торчком. Оказывается — за попытку оправдаться, что джазовые пластинки покупал не с целью навара, а продавал за столько, сколько платили, обычно дороже, что никак не убедило ни ОБХСС, ни родителя, выкрутившего это ухо.

Периодически на Марата снова накатывало.

— Как ты не можешь понять, обормот? В Плехановке учишься! Торговля — штука тонкая, мы всегда на подозрении у властей. Что удумал — среди студентов торговлю разводить! Неужто я тебе денег мало даю? Молодой специалист после института не всегда получает столько!

— Денег мало не бывает, — упрямо гнул пухлик, зажав ладонями уши на всякий пожарный. — Да понял я, папа. Не только нас, но и Юрия Алексеевича подвёл. Больше никаких продаж.

— Смотри у меня…

Мне тесть пытался всунуть тысячу рублей новыми на покрытие расходов по отмазке пацана. Я отказался. У меня четыреста пятьдесят оклад, со всеми надбавками выходит шестьсот тридцать девять на руки. Ну, минус партвзносы. Из премии за полёт не потрачено и трети. Предложил пустить деньги на поиск новой квартиры, а лучше поселить Женю в общежитие — пусть учится наравне со всеми.

Ночью Алла поведала подробности финала истории. Начальник ОБХСС, взгретый министром по самые помидоры, правильно или без всякой вины со стороны милиции — не имеет значения, лично помчался на съёмную квартиру Женьки возвращать пластинки и извиняться, там никого не застал. Вычислил телефон и адрес Гагариных, всё приволок сюда, включая копию уже отправленного письма в Плехановский. Содержание: «разобрались, приносим извинения за путаницу, студент чист как стёклышко», только в более протокольной манере и с многочисленными грамматическими ошибками.

Много чего совпало. Обсуждается восстановление всесоюзного министерства внутренних дел. Естественно, российскому министру охраны общественного порядка ой как хочется стать союзным, а тут такой случай… Не удивился бы, если б начальник районной милиции кинулся искать у спекулянтов и выкупать за свой счёт пластинку взамен разбитой.

Справедливость восторжествовала? Скорее — наоборот. Я злоупотребил если не служебным, то общественным положением. Так надо было, но противно.

7

Регулярное авиасообщение между СССР и США в шестьдесят третьем году отсутствовало вообще. Стандартный путь до европейских столиц на самолёте «Аэрофлота» и далее с пересадкой на американский борт, как это практиковали дипломаты и очень немногочисленные специалисты Советского Союза, отправлявшиеся в Америку, в Президиуме ЦК сочли несоответствующим рангу миссии. Итого девятого апреля из Москвы с нами на борту вылетел спецрейс на Ту-114, вроде бы тот самый экземпляр самолёта, на котором в Штаты летал Хрущёв.

Из виз, запрошенных для лётчиков-космонавтов, её получила только Ира Соловьёва, отказать женщине было слишком даже для чинуш американского Госдепа. С нами летел Громыко, командующий экспедицией, пардон, руководитель делегации, присутствовали также Каманин из генералитета ВВС, едва ли ни единственный официально рассекреченный из руководства космических программ, и два десятка сопровождающих. В том числе, естественно, товарищей в штатском с холодным сердцем, горячей головой и пока что чистыми руками из первого главного и девятого управлений КГБ СССР. Несколько семей дипломатов, только мужья с жёнами и без детей, пара журналистов. В общем, самолёт был полупустой.

Перед взлётом я зашёл в кабину, пожал руки парням.

— Не хотите порулить, Юрий Алексеевич? — подмигнул командир экипажа.

— Великовата игрушка, не обучен. Но за приглашение спасибо.

— А Хрущёв велел ему дать управление, представьте.

Мне стало любопытно.

— И как вы не разбились? Он и страной когда управлял, мягко говоря, качало.

— Включили автопилот, — отозвался правый лётчик. — Знаете же, штурвал тогда сам вращается, чтоб человеку его повернуть, нужно усилие больше двадцати кило. Хрущёв сел, ногами до педалек не дотянулся. А руки положил на штурвал, нагнувшись вперёд. Штурвал поворачивается, когда автопилот выравнивает крен, Хрущёву казалось — он сам. Встал, буркнул «ничего сложного» и ушёл в салон.

Мы посмеялись, и я последовал примеру кукурузного премьера — тоже отправился назад.

Летели с посадкой в Британии, и со мной, чтоб не теряли времени, упорно занимались двое — из МИДа и КГБ, иногда очень сложно разграничить.

— Юрий Алексеевич, давайте ещё раз повторим самые тонкие моменты, — вещал прилизанный мужчина лет тридцати пяти. — Американцы догадываются, что вы спустились на парашюте. Значит, вы — первый человек в космосе. Но первый человек в космосе на космическом корабле — Алан Шепард на «Меркури-Рэдстоун», потому что он приводнился внутри спускаемого аппарата, а «Восток» вас… скажем так, чуть-чуть не довёз. Ирина! Вас это касается в той же степени.