— А ты говоришь: «ремень»!

* * *

— Откуда мне знать?! Внутренние тесты программа нормально отрабатывала, — Зоя заметно волновалась. — Но ведь там сам знаешь как: я делала так, как поняла из твоей спецификации. Которую ты написал на основании того, как ты понимаешь работу железа. Которое делал еще другой человек на основании своих предпочтений, пусть даже с учетом твоих пожеланий… Седьмая вода на киселе…

— Эй, ну ты чего? Я ведь тоже программист, все понимаю. На тестовом прогоне я видел, как твоя сопрограмма вмешивалась в работу генератора импульсов — очень мягко и аккуратно.

— Ну конечно. Это даже не скважность, это фаза и расфазировка. Там и должно быть все мягко. Но я все равно боюсь. Сам знаешь чего.

— Я знаю одно: конечный критерий истины — только практика. Или, как говорила моя бабушка, «не начнешь, так не проверишь, а проверишь — не поверишь».

— Мудрые слова. Ну что, готов рискнуть?

— Готов. Начнем с привычного и знакомого?

— Ога. Давай облачайся, располагайся и засыпай. Я тихо посижу рядом. Понаблюдаю.

* * *

…Я иду по полутемному коридору и слегка задеваю ладонью гладкую стену, выкрашенную темно-зеленой масляной краской. Пахнет жаренной на старом сале картошкой. Шурик Карасиков еще не потерял свою семью.

— Привет! — говорю я ему. Не могу не сказать: сценарий эпизода прошит намертво.

— Угу, — невнятно отвечает Шурик, сосредоточенно перемешивая кусочки в сковороде. Отвлекаться ему нельзя.

Четвертая плита, а справа от нее — моя дверь. Сейчас открою. Я лезу в карман брюк за ключом…

Ого, это что-то новенькое! Рука проходит сквозь ткань брюк почти без сопротивления, словно это ил. Я вроде бы продолжаю стоять лицом к своей двери, но в то же время осознаю, что уже развернулся и возвращаюсь назад, к выходу из барака. Прежде пустой коридор наполняется гомоном и призраками людей, сквозь тела и одежды которых просвечивает обстановка, но длится это недолго — они стремительно материализуются и оживают. Запах картошки переходит в душный пар — кто-то кипятит белье, что ли? Призраки уже полностью воплотились в людей, а меня неудержимо тащит к выходу.

— Здравствуйте, — говорю я худющей соседке Смирновой, проходя мимо нее.

Она не отвечает, ей некогда: она достает из маленькой кастрюльки темно-зеленое яйцо и прикладывает к нему листик сельдерея, чтобы остался красивый светлый отпечаток. На соседней конфорке Карасикова, мать Шурика, помешивает в ковшике что-то отвратительно-желтое и булькающее. Я разворачиваюсь спиной к стене, чтобы протиснуться и не толкнуть объемистую тетку, и вся сцена начинает блекнуть, съеживаться и переворачиваться. Нет, нет, Зоя, подожди! Мне интересно, что будет дальше. Разумеется, она не слышит, и… я вывинчиваюсь в привычную реальность, открываю глаза и вижу напряженный Зоин взгляд.

* * *

— Эй, ты как? — осторожно спрашивает Зоя, а сама внимательно смотрит ему в глаза, опасаясь найти признаки безумия. — Все в порядке?

— Более чем! Зойчик, у нас все получилось!

— Рассказывай! — нетерпеливо бросает она.

— Началось как обычно — со сцены с ключом. А потом все медленно и плавно переехало в другую сцену — подготовка к Пасхе там же, в бараке.

— В каком бараке?

— Ну, в смысле, у меня дома, в детстве. Но знаешь, что интересно? Сработала твоя концепция отрезков.

— Как именно?

— Сцена вроде бы простая, но сам я еще ни разу не попадал в нее при погружениях. Мы нашли ее только при движении. Ты оказалась права! А вообще — только не кидайся тапками, ладно? — в наших условиях можно говорить о скорости?

— Не поняла. Ты хочешь, чтобы мы быстрее работали над проектом? Я и так уже все что можно забросила…

— Нет-нет, Зой, не то. Я имею в виду скорость перемещения путника под воздействием твоей программы.

— А, ну нет, конечно. Какие там могут быть скорости? Там ведь нет линейного пространства!

— Но что-то же там все-таки есть?

Она прикрыла глаза, вспоминая. И затем мысленно переводя формулы и алгоритмы на язык, понятный простым смертным.

— Ну… есть. Мера вмешательства. В определенном смысле это похоже на скорость. Сейчас я подаю примерно один импульс коррекции на сто пятьдесят обычных, ровных.

— М-м… а по-человечески?

— Ну… я не знаю, как это еще проще сказать. При частоте 2,5 герца у нас получается одна поправка курса за минуту.

— Во-от, уже ближе к жизни. А по ощущениям получается, будто идешь пешком.