Шрифт:
Кири я встретил на тропинке, сбегавшей с нашего плато к берегу, аккурат где-то по середине подъёма. Видимо какие-то местные духи и вправду решили мне подфартить. Ну, хоть чуть-чуть.
Услышал я её заранее — девушка на ходу распевала довольно веселую песенку. Что-то о цветах и легкомысленных мотыльках, что хотели опылить эти цветочки. А когда она чуть-ли не в припрыжку, размахивая руками, прошлепала мимо меня, затаившегося в зарослях, я, ещё раз убедившись, что на тропинке больше никого, вышагнул из кустов.
— Кири!
Девушка вздрогнула и замерла, буквально подавившись словами песенки. Медленно повернулась.
Для встречи с пассией я решил не повторять трюк, как с сестрой. Во-первых, я не был уверен в своем реципиенте, всё-таки первая любовь-морковь и всё такое. Ещё взбрыкнёт, а мне желательно иметь трезвую голову. Во-вторых, мы были одинаково далеко и от посёлка, и от побережья. Кричи не кричи, даже если услышат, добегут не скоро.
Так что я просто встал на дороге, налепив на лицо самую радушную улыбку.
Лицо Кири, как до этого и лицо Хаэаты, отразило череду сменяющих друг друга чувств. Обожаю аборигенов! У них такая открытая мимика!
Испуг, удивление. Несколько мгновений неверия и, снова, удивление. Хм, что-то не вижу радости?
— Кири, это же я, Хеху! — я распахнул объятия ей на встречу. — Иди же ко мне, моя малышка!
«Малышка» была одного роста со мной, значительно шире моей сестры, и… как это по деликатнее выразиться — пышнее. Негроидные черты у неё проглядывались куда как явственнее, чем у Хаэаты: крупнее губы, нос более мясистый и кожа, куда как темнее. Ещё не черная, но уже «сильно смуглая». Да уж, пацан, нашёл ты себе… даму сердца.
— Ты точно Хеху? — она даже сделала шаг назад.
Блин, только бы не ломанулась! Догоню, конечно, но строить разговор будет сложнее.
— Конечно, картошечка моя сладенькая, это я твой Хеху…
— Я не её Хеху. Я не её парень. Просто мы… несколько раз…
Окатил меня грустью реципиент.
Дурак, ты парень! Любая баба хочет слышать, что ты — её и только её. Даже если это случайная знакомая.
— Ты… изменился…
По глазам вижу — что-то быстро соображает. Да, пофиг, мне нужны твои контакты на побережье. Так что буду играть влюблённого дурачка, даже если она решит заработать свои тридцать серебряников.
— Ещё бы мне не измениться, любовь моя. В битвах мужчины мужают!
— А… С кем ты бился? — интерес на лице постепенно вытесняет удивление.
Ну, и ещё чего-то было, в этих больших, широко посаженных глазках.
— Как с кем? — притворно удивляюсь я. — Мне пришлось победить воинов Отца войны, а затем я несколько дней сражался с духами леса, что хотели сожрать меня… Пока я прятался на западном берегу.
— Да, я вижу… — к интересу добавилось кокетство. Она сделала шажок навстречу и, опустив глазки, слегка покрутилась, — ты… повзрослел… А что ты хотел?
— Как? — леплю на рожу маску искреннего удивления. — Разве не очевидно? Тебя… — небольшая пауза. — Хотел тебя увидеть и, презрев опасности, устремился на поиски.
— Только увидеть? — лукаво стрельнула глазками Кири.
— Ну… Не только, — я подбавил в голос хрипотцы. Или это само-собой получилось?
Несколько быстрых шагов, и вот я заключаю объемистую пассию в объятия.
— У тебя даже руки сильнее стали, — довольно заключила девушка, когда я, наконец, освободил её рот от поцелуя.
— У меня всё стало сильнее, — подмигнул я подруге, — хочешь убедиться?
— А где? — с видом соблазняемой невинности она покрутила головой.
— Пойдем, — я выпустил её из объятий и потянул за руку в чащу, — я что-нибудь придумаю.
— Но… Мне же надо отнести мазь, бабушке…
— Поверь, — я заглянул ей в глаза самым проникновенным взглядом, — бабушка доживет до твоей мази. Она даже не заметит твоего отсутствия…
— Ты такой быстрый? — слегка покачала она головой, распахнув в сомнении глаза.
Блин, женщины, вы совсем без подколов не можете?
— Пойдем, — я потянул её сильнее, — узнаешь…
Блин. Приходится признать. Я… То есть конечно же Хеху, оказался и в самом деле «быстрым». Но где наша не пропадала — пальцы мужчине на что? А там и «второй раунд» подоспел. А за ним и третий, и четвертый… Нет, всё-таки устрично-мидиевая диета, в этом деле — самое оно!
Наконец девушка обессиленно откинулась на подсохшую листву. Мы устроились под большим, раскидистым деревом.