— Что здесь все-таки происходит? Почему вы здесь?

— А я знаю? — дрогнувшим голосом ответил он. — У нас приказ.

— Какой?

— Пес его знает, — ответил парень устало. — По машинам — и вперед.

— И все?

— Все.

— А если прикажут, будете стрелять?

Парень промолчал, на круглом лице его отразилась такая мука, что Лике даже стало жаль его.

— Так будете или нет? Вот в меня, например.

— Ну что ты ко мне привязалась, ей-богу! — Лицо eго скривилось, стало видно, как задрожали губы. — Не знаю я. Не хочу ни в кого стрелять.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Что ты в этом понимаешь?! — вспыхнул он. — Я ведь присягу принимал.

— А в ней, наверное, говорится, что надо Родину защищать?

— Да.

— А от кого ты ее собрался защищать, ты подумал?

— Э-э, ладно. — Он махнул рукой. — Приказы не обсуждают, а выполняют.

— Вот-вот, прямо как в той песенке: «А если что не так не наше дело. Как говорится, Родина велели. Как славно быть ни в чем не виноватым, совсем простым солдатом, солдатом».

— Если каждый начнет сомневаться в приказе, это уже не армия будет, а бардак. Самое интересное, что в принципе ты прав.

— А не в принципе?

— Сам думай.

— А ты что считаешь, что мы не думаем ни о чем? Все мозги себе сломали, ничего понять не можем. Кто. зачем, за кого… Вот ты можешь объяснить?

— Могу.

По машинам! — раздался чей-то зычный голос.

Солдат заторопился.

— Во, видишь, не успели, — сказал он, качнув головой.

— В другой раз, — убежденно ответила Лика. — Тебя как зовут-то?

— Леша.

— Ты, Леша, не забудь, о чем мы с тобой сейчас говорили, ладно? Подумай об этом, с ребятами поговори, а то, как бы не случилось непоправимого. Тогда уже поздно будет печалиться.

Танк дрогнул, оглушительно лязгнул гусеницами и, обдав Лику горячей волной выхлопа, тронулся вслед за передними машинами в сторону Смоленской площади.

Четверть часа спустя Лика припарковала своего «жучка» под аркой высокого серого дома на Малой Бронной. Народу вокруг было малo, машин и того меньше. Казалось, шумная, беспечная Москва притихла, затаилась, втянула голову в плечи, изготовившись к ответному удару. Каким он будет и будет ли, вот вопрос.

Не дожидаясь лифта. Лика одним махом взбежала на третий этаж и нетерпеливо нажала кнопку звонка.

За этой высокой, обтянутой черным дерматином дверью обитал ее однокурсник Дмитрий Холмогоров. Его квартира в силу местоположения и габаритов — пять комнат, огромная кухня, длинные коридоры, кладовки и темные углы — органично превратилась в место общих встреч и сборищ.

Митя, как называла его Лика, в отличие от общепринятого Димон, происходил из старинной московской семьи. Его дед, который и был, собственно, парным владельцем этой сказочной квартиры, был известным профессором Московского университета. Как с изрядной долей юмора любил вспоминать Митя, лед удержался на плаву в период громких процессов и беспощадных чисток только благодаря, так сказать, неформальной поддержке курса академика Лысенко. Умело лавируя, он ухитрился и не попасть «под нож», и не особенно подпортить себе репутацию «честного ученого и наставника молодежи».

Его сын, отец Мити, пошел еще дальше и дослужился до члена-корреспондента. В доме у них всегда царила легкая фронда, так сказать, для внутреннего употребления.

Митя унаследовал от отца иронический склад ума и высокую изящную фигуру, а от матери — мечтательные карие глаза, темные вьющиеся волосы и бледный цвет удлиненного тонкого лица.

Он был великолепно воспитан, в старом московском стиле, выдержан и немногословен, умел повергнуть любую компанию в состояние полуистерического веселья, сохраняя при этом полную невозмутимость, и ни черта на этом свете не боялся.

Единственным человеком, который мог заставить его смутиться, была Лика. При виде ее глаза его затуманивались и он на полуслове замолкал. Наблюдательная, как вес женщины, Лика подозревала, что имеет на него какое-то особое влияние, но ей все некогда было всерьез задуматься над этим Ровные дружеские отношения ее вполне устраивали. Пока.

Лика трезвонила и трезвонила своим особым звонком, хотя за дверью уже гремели засовами и что-то бормотали. Дверь распахнулась, и опа увидела взволнованное лицо Мити, вмиг осветившееся радостной улыбкой.

— Лика, ты! Как здорово, что пришла! А мы тебе тут обзвонились.

— Правда?

— Еще бы. Ты уже в курсе?

— А как же? С чего бы мне еще срываться с дачи?

Митя схватил ее за руку и потянул за собой:

— Идем. Все уже в сборе, вырабатывают тактику борьбы.

Лика хихикнула. Митя в своем репертуаре.

— А где родители?

— Проветривают на югах свои утомленные гласностью мозги. И, слава Богу, а то не было б конца дискуссиям о целесообразности оказания сопротивления властям.