— И что?

— А что? Выпили за милую душу. Вчера рванули сюда, никто о еде и не подумал.

Лика огляделась по сторонам. Стены Белого дома пестрели надписями: «Нас не запугаешь!», «Кошмар на улице Язова», «Забил заряд я в тушку Пуго». Народ самовыражался, как всегда.

Они устроились на ступеньках, около лохматого парня с гитарой.

— Поднявший меч на наш союз, — четко, как отбивая шаг, пел он, — достоин будет худшей кары.

— И я за жизнь его тогда не дам и самой ломаной гитары, — подхватили с десяток голосов.

Лика смотрела на строгие светлые лица, решительно расправленные плечи, высоко поднятые головы и чувствовала, как гордость поднимается в ней мощной ватной. Мы молоды, мы сильны, нас много, и никаким траченным молью гекачепистам нас не сломить. Она присоединилась к хору.

— Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!

К ним подошел мужичонка неопределенного возраста.

— Ребята, я выпить принес, — сказал он, пристраиваясь рядом.

Из-под полы пиджака, как по волшебству, возникли две поллитровки.

— Устали, поди, озябли. Вон, ветер какой, — приговаривал он.

Все как по команде повернулись к нему. Никто не проронил ни слова. Под строгими взглядами десятков пар глаз он почувствовал себя неуютно.

— Чего вы, чего? — забормотал он. — Я ведь от души.

— Шел бы отсюда, дядя, — сказала какая-то девушка.

Никто не пошевелился, но человек этот оказался вдруг как в вакууме.

— Какой я тебе дядя, шалава! — неожиданно закричав он, вскочив па ноги.

Жилы на шее вздулись, лицо покраснело. Превращение было таким стремительным, что поневоле закрадывалась мысль, а не спектакль ли это?

— Ох, сука, доиграешься, — продолжал распалять себя мужик. — Ей от сердца предлагают, а она выкобенивается!

Сжав кулаки, он шагнул к девушке и словно натолкнулся на стену. Несколько человек встали у него на пути: словно из-под земли выросли. Он как сдулся, втянул голову в плечи и исчез.

— Ходят тут всякие, воду мутят, — проговорил их знакомый парень.

— Думаешь, засланный казачок? — поинтересовалась Лика.

— А кто его знает? Появляются тут такие. Кто в драку лезет, кто выпивку предлагает. Да только зря все это. Негласный сухой закон». Пока все не кончится.

Потянулись часы томительного ожидания. Напряжение нарастало. Постоянно ждали штурма — то со стороны Kyтузовского проспекта, то с набережной, то с Садовой.

Небо заволокло тучами, начал накрапывать дождь. Но никто не уходил. Сознание общего дела сплачивало людей придавало сил.

Митя не отходил от Лики, держался рядом, оберегая, охраняя. Она все время чувствовала на себе его заботливый, любящий взгляд, и на сердце становилось тепло. Всего сутки назад они были лишь друзьями, и как все переменилось.

Было необъяснимо приятно вдруг прикоснуться невзначай к его руке, ощутить ее стремительное пожатие и знать, что этот красивый человек рядом с тобой не думает в этот момент ни о риске, ни о смерти, а лишь о твоей вдруг зарозовевшей от волнения щеке, которую так и тянет поцеловать.

«И поцеловал бы, — вдруг ни с того ни с сего раздражаясь, подумала Лика. Неужели обязательно надо дожидаться приглашения? Нет, не родился, видно, еще такой мужчина, который был бы и смел, и ненавязчив, и всегда бы сам знал, когда приблизиться, а когда отдалиться».

Лика украдкой вздохнула. Вечно женщине приходится все брать в свои руки, а иногда так хочется просто плыть по течению и ни о чем не заботиться, чувствовать солнце сквозь прикрытые веки и знать, что все устроят за тебя, и именно так, как ты этого хочешь.

Уже стемнело, когда пронесся слух, что по Садовой идут на штурм бронетранспортеры. Толпа зашевелилась и двинулась туда. Со стороны Калининского проспекта донеслись выстрелы.

— Расстреливают! — истошно закричала какая-то женщина.

Как ни странно, крик этот не вызвал паники, а лишь добавил людям решительности.

Выстрелы слышались все ближе, но страха не было, как не было и удалой радости. Наступил эффект психологической анестезии, когда опасность становится безразлична.

На миру и смерть красна, подумала Лика. Не совсем так, не красна, но терпима, и эта маленькая трепещущая зверюшка, именуемая инстинктом самосохранения, в какой-то момент затихает.

Лика оглянулась. Вокруг колыхалось море чужих лиц, уже смутно видимых в сгустившейся темноте. Мити рядом не было. Видимо, его оттерли в толпе.