– Ты!
– закричал возмущенный брат.
– Дурак! Ты зачем это сделал?

К великому сожалению Араона, рост брата, который был на два года младше, позволял недвусмысленно нависать над старшим. Еще более убедительны были два кулака, которые принц увидел прямо перед носом.

– Ой, какая беда, - удивился Араон.
– Да ладно тебе, смешно же.

– Кому смешно?!

– Помнишь, как мы портрету маршала рога нарисовали. Смешно же!

– Плевать мне на маршала!
– выкрикнул брат.
– Это я нарисовал, и мне не смешно. А ты дурак!

– Ты не смеешь со мной так разговаривать!
– Араон отступил на шаг.
– Я твой старший брат и наследник.

– Я тебе сейчас всю морду разобью, наследник, - непочтительно пообещал Элграс и шагнул следом.

Араон еще раз отступил, оглядываясь по сторонам. Последний раз они с братцем дрались два года назад, тогда еще не было разницы в росте, а старший из принцев был потяжелее, но победа все равно осталась за Элграсом. Тот был неимоверно упрям, когда дрался, мог расплакаться со злости, но никогда не отступал. Удары его не пугали, а только еще больше злили.

Сейчас брат аж побелел от ярости, и это не сулило Араону ничего хорошего. На всякий случай принц отступил за стол, примериваясь к тяжелому деревянному табурету, но, как только он дернулся, пытаясь схватить оружие, то сразу же напоролся лицом на кулак. Элграс не бил - он просто вытянул вперед руку, - но и этого хватило. В носу что-то хрустнуло, от боли потемнело в глазах.

Араон все-таки дотянулся до своей табуретки, но схватить ее не сумел: брат ударил еще раз, на этот раз нарочно, и прежний удар показался нежным поцелуем. Старший пнул табурет, тот ударил младшего по ноге, но Элграс словно и не заметил. Он схватил за волосы брата, который прикрывал ладонями лицо, и ткнул его лбом в испорченный рисунок.

– Вот тебе, вот тебе, гадина! Будешь знать!

Тыкаться головой в лист дорогущей бумаги было не столько обидно, сколько унизительно. Араон попытался пнуть братца, но тот ловко увернулся и продолжил.

– Ваши высочества! Прекратите немедленно!!!

Оказывается, мэтр Францин мог не только тихо увещевать, но и весьма грозно кричать. Должно быть, Элграс тоже удивился, потому что выпустил челку брата и отошел на шаг.

– Что случилось?
– уже тише, но все еще строго сказал учитель.
– Ваши высочества, что заставило вас так уронить достоинство? Унизиться до драки подобно мужланам...

– Он испортил мой рисунок, - зло сказал мерзкий ябеда.
– Вот.

– Я пошутил...

– Ваше высочество принц Элграс, - старик потряс головой.
– Даже подобная шутка не является поводом для драки двух принцев королевской крови. Ваше высочество принц Араон, подобные шутки не украшают наследника престола.

– Это не ваше дело!
– огрызнулся Араон, размазывая по лицу кровь.
– Вы не смеете мне указывать!

– Это право вверено мне Его Величеством и Его Преосвященством, - отрезал старик.
– Я немедленно доложу им о вашем поведении. Ваше высочество принц Араон, вы можете идти.

Араон вышел, не преминув на прощание хлопнуть дверью. Братец остался внутри. Наверняка теперь этот обнаглевший ремесленник будет его утешать и жалеть - как же, маленькому испортили картинку. Младший брат, который должен быть вассалом короля, поднимает руку на старшего! Отец, услышав об этом, накажет Элграса, а заодно накажет и забывшего свое место и свой долг простолюдина.

Но он опять будет недоволен, что младший запросто поколотил старшего...

Араон вздохнул и отправился в свою комнату - звать лекаря и требовать примочки на лицо. Нос распухал с угрожающей скоростью.

6. Графство Саур - Собра - окрестности Собры - Веркем

Секретарь послушался совета и сходил в церковь, а на следующий день отправился на охоту. Служанок, достойных соблазнения, на постоялом дворе не нашлось - хозяину помогали две незамужние сестры одна страшнее другой; к тому же, юноша не слишком хорошо представлял, как это делается. До сих пор все случалось наоборот: ушлые девицы сами находили способ затащить в укромное местечко приглянувшегося паренька.

Деревенская церковь оказалась бедной, священник - неразговорчивым, при виде юноши в праздничном наряде он и вовсе оробел, а за пожертвование благодарил так, что Саннио едва не пожалел о своей щедрости. Он стыдился того, что на нем, таком же безродном, как и все в этой церкви, да еще и сироте, подкидыше, брошенном родной матерью, надето платье, которое стоит дороже, чем все скудное церковное убранство, что на поясе - кошелек, и за эти монеты можно скупить две такие деревни. Всего этого он не заслужил.