На земле пацанов быстро собирает Панов. Все на месте, идем к назначенной точке сбора. По рации поступают данные — ближайший кишлак может находиться в 20 километрах на восток. Далековато выгрузили.

Ну что ж, нам не привыкать.

В учебке, да уже и здесь в Афгане приходилось преодолевать большие расстояния.

Линия маршрута ложится в узкие тропы — места, где видимость ограничена и где легко попасть в засаду.

Мы выдвигаемся из точки сбора. Солнце только начинает подниматься, и горы вокруг медленно просыпаются, отбрасывая длинные тени. Идём молча, каждый шаг выверяем. За спиной тяжелые рюкзаки, на плече –оружие. Пыль забивает глаза и оседает на лице.

Когда мы выходим в условленное место встречи с проводником, то первый, кого я увидел, был Имран.

Вот уж кто меня совсем не обрадовал.

Высокий, худощавый, лет двадцати пяти, с узкими чертами лица, тонкими усами и постоянно настороженным взглядом. Его черные, как ночь, глаза бегают туда-сюда, будто он что-то скрывает.

Одет по местным традициям — свободные штаны, рубаха до колен и платок на шее, который он то и дело поправляет, прикрывая рот. За плечом автомат, явно не новенький, но рабочий.

— Ассаламу алейкум, капитан, — тянет он, показывая пустые руки в знак дружелюбия.

Я сразу вспоминаю, где видел его раньше.

Имран — зять Заахира, того самого информатора, что в прошлый раз дал нам важные сведения, которые очень помогли в том задании. А этот — муж его дочери — Имран постоянно хотел исчезнуть в самый неподходящий момент. Что-то вынюхивал, подслушивал, явно желая передать информацию моджахедам, осевшим в кишлаке. Тогда его оправдывали чем угодно — горы, тропы, нервы. А я с самого начала не верил в совпадения. И просил его придержать, пока мы не завершим то задание.

А теперь вдруг он здесь. С чего бы это?

Можно ли ему доверять? Боюсь, что нет.

Но выбора у нас нет. А вот Имран есть.

Сейчас этот тип стоит перед нами, будто ничего не случилось, с наглой улыбкой и вкрадчивым голосом.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не скрывая подозрительности.

Имран жмёт плечами.

— Говорят, вы снова ищете плохих людей. Я знаю, где их искать.

Словно и не было прошлой операции. Будто он не видел, как нам тогда туго пришлось Я чувствую, как внутри закипает злость. Но мы здесь не для того, чтобы разбираться с местными хитрецами, у нас другая задача.

— Покажешь путь, –говорю я. — К кишлаку Бану.

Разворачиваюсь и подаю знак Панкову, чтобы пристально следил за этим «другом».

Мы идем по трапе, по которой ведет нас проводник.

Тропа узкая и каменистая. С каждым шагом ботинки скользят по гравию, мелкие острые камни норовят пробить подошву.

Имран идёт впереди, двигаясь легко, будто знает каждую кочку на этом пути. Мы с отрядом идём за ним — ровный строй, тяжелое дыхание, глухие удары сапог о землю.

Колесников, как всегда, пытается разрядить обстановку.

— Ну, Беркут, смотри, этот акробат нас явно на курорт ведет. Вижу, там бассейн будет с горячей водой.

— Заткнись, Сашка, — отрезает Коршунов, который уже не может терпеть пыли и жары.

Лейтенант Панов шагает молча, сосредоточенно всматриваясь в спину Имрана. Я замечаю, что он кладет руку на рукоять пистолета каждый раз, когда проводник оборачивается.

— Как далеко? — спрашивает рядовой Вася Васин.

— Всего несколько часов, — отвечает проводник.

Его голос звучит ровно, даже слишком. Не запыхался, не устал — подозрительно. Он словно наслаждался тем, что мы выбиваемся из сил, тогда как ему это ничего не стоит.

В какой-то момент он остановился, приподнимает руку, жестом указывая, чтобы мы притихли.

— Что такое? — резко спрашиваю я, подходя ближе.

Имран кладёт палец к губам и кивает в сторону невысокого хребта. Там тянется узкая тропа, на которой виднеются следы.

— Здесь они часто ходят.

Я наклоняюсь, чтобы разглядеть. Следы свежие, как будто тут прошли всего пару часов назад. Что это значит? Впрочем, мы в тылу врага, удивляться особо не приходится.

Но чуйка подсказывает — Не верь этому человеку! Что-то в поведении Имрана меня настораживает. Едва уловимое непринятие, отторжение. Кажется, будто он специально завёл нас сюда, отвлекая внимание от чего-то другого.

— Продолжим, — говорю я, и отряд снова двигается вперед.

Мы идём медленнее, каждый шаг дается все тяжелее. Жара начинает брать свое, воздух становится густым и неподвижным.

Но самое неприятное — чувство, что за нами наблюдают.

Несколько раз я ловлю взгляд Гусева, который словно хочет что-то сказать, но сдерживается. Панов тоже напрягся, его лицо мрачнее обычного.

Мать твою! Что происходит?..

Имран шагает впереди с той же легкостью, но я вижу, как он изредка бросает взгляд через плечо, будто проверяя, не слишком ли мы близко.