– Хм… Ещё неизвестно, чем всё закончится.

– Я уверен, всё будет хорошо, и проблема разрешится, потому, что рядом с тобой правильные люди, и ты сильная. Всегда такой была.

Она, казалось, не верила моим словам. И сокрушалась о прошлом. Она любила это делать.

– Я… рада, что у меня был этот дар, и что жизнь сложилась так, а не иначе. Я понимаю, что всё, что произошло между мной и Эвклидисом на Земле, нужно было для того, чтобы раскрылись мои способности. Но… Неужели нельзя было как-то помягче со мною обойтись, не так, как обошёлся он? Он же… Просто продавил мою волю настолько, что я… перестала принадлежать себе, стала орудием в его руках. Он довёл меня до попытки самоубийства! Это как называется? Да я бы… могла, вообще, оказаться в психбольнице и провести в ней весь остаток своей жизни!

– Ну не провела же. Крепости твоей психике не занимать!

– Это сейчас я могу спокойно об этом говорить. Кажется, что ничего сверхъестественного и не произошло. А тогда…

– Как же тебе всё-таки удалось избавиться от его гнёта?

Она пожала плечами.

– До сих пор не знаю. Но я чётко помню, что в один момент, когда казалось, что я больше не выдержу ни минуты, произошло кое-что… Ночью мне приснился Эвклидис. Однако не так, как обычно. Обычно он всегда снился мельком: я видела его то со спины, то сбоку, то, вообще, не видела, а лишь чувствовала, что он рядом. Но в ту ночь я увидела его лицо. Он смотрел на меня, не мигая, пронзительным взглядом, и молчал. А затем его лицо начало расплываться, будто его закрыли запотевшим стеклом. Я так поняла, что это ментальная стена закрыла меня от него. На следующий день я проснулась, и при мысли о нём не почувствовала ничего, будто его никогда не было в моей жизни.

– Как думаешь, кто поставил эту стену?

– Может, я сама, моё подсознание. Так дальше просто продолжаться не могло. У любой боли есть предел, дальше которого вытерпеть уже невозможно. Может, эту стену поставило Руководство. А может… Арсений… Он тогда как раз вышел со мной на связь. Совпадение? Не думаю. Но, сколько бы я не спрашивала, он неизменно отвечает, что ничего не делал.

– Может, он сделал это неосознанно?

– Может. Мне стало намного легче после этого, но… То, что было сломано внутри Эвклидисом, уже не срослось. Я так и не смогла жить, как все. Это, знаешь, как отрубить человеку руку, а потом надеяться, что он станет пианистом или скрипачом. Рана затянется, но то, что было утрачено, не восстановится уже никогда. Так и со мной…

– Ты – не все. Ты – особенная.

Девушка вновь усмехнулась каким-то своим мыслями.

– Ладно! Всё! – спохватилась она, отводя взгляд от огня. – Больше не хочу вспоминать о прошлом, а тем более, сокрушаться о чём-то! Хватит! Извини меня за такой поток откровенности! Расскажи лучше, как ты сам поживаешь.

– Да я… Как обычно… Новый Йар давно отстроили. Жизнь и быт асов наладились. Всё в порядке.

Я не счёл нужным упоминать о своих не менее важных проблемах с отцом и дядей, которые, вообще, могли закончиться апокалипсисом, если б я ничего не предпринял в ближайшее время, о метаморфах, разоривших планету ярцев и, по-видимому, собирающихся напасть на Землю. Их вопрос тоже следовало как-то решать. Теперь ещё образовалась эта кошмарная ситуация в мире Посмертия. Проблемы навалились на мою голову, будто снежный ком. И правильно! Три сотни лет я ни во что не вникал, пряча голову в песок, отгородившись от окружающего мира стенами Нового Йара и оправдывая себя тем, что слишком устал от войны с Вождём Лже-Дмитрием, препирательств с дядей и разногласий в обществе асов. Вот и получил в итоге целый ворох проблем, которые на тот момент казались мне не разрешимыми.

Про ситуацию в своей семье я не обмолвился ни словом. Решил не тревожить Ананке понапрасну. Ей и так приходилось несладко. Немного я упомянул о метаморфах, но больше с научной точки зрения, а не об их преступной разрушительной деятельности во вселенной.

Ананке слушала с неподдельным интересом, ловя каждое моё слово, но лишь до того момента, пока не вернулся Арсений. Тогда её внимание полностью переключилось на него. А ему даже не нужно было ничего говорить, чтобы намертво приковать к себе её взгляд. Хватало одного его присутствия, чтобы Ананке полностью растворялась в нём, теряя себя. Когда-то давно она также растворилась в Эвклидисе, чтобы затем быть грубо свергнутой с небес на землю его жестокостью. Но нет… В этот раз можно было за неё не опасаться. Как я уже упомянул, Арсений был правильным человеком.

Как же плохо, что она не встретила его первым! Но, не раскрой она свой дар, и они бы, вообще, не встретились и не подружились. Так и получилось, что судьба Ананке стала разменной монетой и в её борьбе за трон Эвклидиса и в текущем жестоком сражении против него.

– Ананке меня спасла. Благодаря ей я снова поверил в себя. А без неё, наверное, давно бы прозябал в Лимбе. – Сообщил Арсений, когда я попросил его рассказать о себе.

«Ещё кто кого спас!» – подумалось мне. Мысль о том, что это именно Арс поставил стену между Эвклидисом и Ананке, не выходила у меня из головы. А он вполне мог это сделать. Чем дольше умрун находился в мире Посмертия, тем сильнее он становился. Таким образом, его энергия более высокого порядка могла перебить некросвязь между девушкой-медиумом и её близнецовым пламенем.

Все, кто связывался с Ананке из мира Посмертия, умерли гораздо позже Эвклидиса. Все, кроме Арсения. На тот момент, когда ему удалось поставить стену, он находился в мире мёртвых в четыре раза дольше Бога Смерти. Как умрун он был сильнее, несмотря на то, что Эвклидис занимал такой высокий пост. Именно мёртвый мог поставить подобную стену и разрушить некросвязь. Притом, мёртвый, более высокого порядка, то есть, умерший раньше, чем тот умрун, от которого следовало оградить живого человека. И ни один живой маг, шаман или экстрасенс не справился бы с такой задачей. За такое и не брались вовсе. А если и брались, то лишь с целью обмана, выдурить у горе-клиента денег, при этом не делая ничего. Впрочем, выдуривали деньги только шарлатаны. Нормальные ведьмы и колдуны сразу сообщали, что ни за какое вознаграждение лезть в некротику не станут.

Ананке постоянно опасалась, что, одно неосторожное движение, – и эта стена рухнет, возвращая её к прежнему состоянию глубокой подавленности и депрессии. Она старалась не царапать стену воспоминаниями и с головой погружалась в деятельность Ордена. Забывалась в другом мужчине… Хотя, думаю, если б она его не любила, то не смогла бы забыться. Эвклидис больше не тревожил её сердца. По крайней мере, он остался в той его больной части, которая оказалась отгорожена стеной. Я решил не развивать эту тему дальше и выспрашивать всё ещё и у Арсения. Я поинтересовался его делами.