— А ужин? — напрягся особоуполномоченный, — хоть пожрать дайте перед выездом. Родион Сергеевич, ну что вы в самом деле?

— Распоряжусь. Итальяшка оставит для вас три порции, покушаете после возвращения. Время не терпит.

Чернецкий в ответ невнятно пробормотал что-то нецензурное.

— Отставить разговорчики! — рявкнул Родион, — Евгений Александрович, выполняйте приказ.

22 февраля 32 года

Я осторожно осмотрелась внутри своего вынужденного места заточения и передернула плечами, словно от озноба. Очень тесно! Даже в моем «катафалке», субъективно, места кажется намного больше. Как у них тут клаустрофобия не начинается?

На заднем сиденье броневика вжавшись в кресла расположились двое насмерть перепуганных «научника», самый ценный «груз» Эмиссар предпочел держать при себе. Кроме них, в кабине находились два сержанта из числа «фашистов». Один сидел за рулем высунув автомат в боковое окно и вел прицельную стрельбу по дикарям одиночными, выцеливая противников в пристегнутый оптический прицел. Второй, наполовину высунулся в люк на крыше броневика и «грохотал» крупнокалиберным пулеметом. Уши моментально заложило, в нос ударил резкий запах сгоревшего пороха. Размеры патронов в пулеметной ленте вызывали ужас и оторопь, я даже не стала пытаться представить себе последствий попадания такой «пульки» в тело человека.

Бронированное стекло с моей стороны было грязным, разглядеть толком ничего не получилось. Совсем рядом визгнула пуля, ударила в корпус броневика и рикошетом ушла в небо. Я испугано отшатнулась. Ладно, просто подождем, пока все закончится…

— РПГ, — громко закричал кто-то, и сразу раздался взрыв. За ним следом, почти без паузы еще один и еще. Снова дружно застрекотали автоматы конвоя. Я невольно сползла с сидения на пол и сжалась в комок. Пулемет на крыше палил с удвоенной энергией, а второй «фашист» переключил автомат на стрельбу очередями и выпустил остаток патронов одной длинной-предлинной очередью. Я совсем оглохла, опустила голову на колени и закрыла глаза.

Родион вернулся минут через десять, хотя мне они показались вечностью, и выпустил из бронированного плена, так ничего и не сказав. Я тоже поджала губы и не стала комментировать действия сухаря-полковника. Не то чтобы обиделась, умом я все понимаю, и вполне осознаю мотивы Эмиссара. Но обидно же! С женщиной мог бы и помягче, тем более, я как раз выполняла свои непосредственные обязанности врача…

Стрельба стихла, удушливо несло паленой резиной, в горле сразу запершило и захотелось откашляться. Едва ступив на песок, я почувствовала, как дрожат руки и ноги, проклятый адреналин дал о себе знать в слегка запоздалой реакции на происходящее. Черт с ним, это скоро пройдет. Вот же страху натерпелась, не приведи, Господи!

Покрутила головой, источник неприятного запаха обнаружился сразу — горел бортовой Урал, всего в нескольких метрах от нас. Около него возились водитель с помощником, вытащив из кузова «допотопный» огнетушитель пытались погасить огонь. Большой красный бидон шипел и плевался пеной, но толку от него было немного. Несколько ведер воды дали гораздо больший эффект, — пламя погасло. Рядом с грузовиком раньше стоял джип охраны, но теперь от него осталась только куча искореженного железа.

Прибежали механики, откинули капот Урала и громко матерясь возились внутри, реанимируя движок. Откатили подальше и выбросили наполовину обуглившееся колесо, которое продолжало чадить и вонять даже еще сильнее, чем раньше.

Я занялась ранеными, которых оказалось сразу шестеро. Чуть поодаль сложили убитых, краем глаза отметила, что «двухсотых», на военном жаргоне так называют мертвецов, все-таки значительно меньше. Сосчитать не смогла, слишком далеко, а пойти поглазеть — некогда.

Пока возилась, по отдельным репликам и громким докладам стала понятна общая ситуация. Бандиты отступили и залегли, потеряв убитыми и раненными почти половину личного состава. А вот наличие потерь среди «фашистов» омрачало радость победы. Мы еще и с места не сдвинулись, а уже несколько человек убито в стычке с дикарями. Кто же нас охранять-то будет к концу пути?

Возобновили высадку людей и выгрузку техники с «Летящего». Крики, грохот, плеск волн, рев двигателей, скрип троса — все смешалось в какую-то отвратительную какофонию. На жаре адски разболелась голова, но собой заниматься было пока некогда.

Двоих, самых тяжелых, погрузила в «скорую». Впрочем, судя по ранениям, все-таки в «катафалк». Шансов выжить у ребят не много. Оба тяжелые, оба без сознания. На всякий случай проверила и «двухсотых», вдруг кто-нибудь еще жив? Увы, не повезло, все четверо — мертвее мертвых. Нужно похоронить, не с собой же вести трупы? Однако это вопрос решат и без меня. Вернулась обратно к «скорой», внимательно осмотрела «тяжелых». Черт, одного нужно оперировать немедленно. Пульс нитевидный, дыхание прерывистое, бледнеет прямо на глазах от кровопотери, вся повязка набухла. Интересно сколько у меня времени?

А, чем раньше начну, тем лучше! Велела своему помощнику Василию готовить инструменты. Ух как он взвился, забегал, засуетился и побелел как мел, на Снегурочку стал похож. Но молодец, старается не подавать виду. Ладно, может я правда слишком строга, вроде неплохой парень, послушный и не капризный, угодить старается. Остальному научу. У меня не забалуешь!

Урал удалось завести, колесо поменяли на «запаску». Простреленные в нескольких местах и слегка закопчённые пожаром, — крыло, дверца и капот, никак не повлияли на ходовые качества мощной военной машины. Вот раньше технику делали! В огне не горит, в воде не тонет, и даже на морозе заводится. Осталось только выяснить, насколько долго выдержит испытание пустыней?