Прибежал Чернецкий, морда довольная, нашел уважительную причину чтобы появится в поле зрения «докторки», без опасения подвергнуться унизительной экзекуции. Так что свою «ржавую гильзу от Калаша» я, несомненно, выиграла. Сообщил, что для меня выделили небольшой закуток в блиндаже у водителей. С отдельным входом! От сопровождения великодушно отказалась, в лагере заблудится трудно. Закуток оказался крошечным, как раз на меня одну. Впрочем, все неудобства компенсировала возможность лечь и вытянуть ноги.

На обед выдали суп из планктона, консервированную рыбу, лепешки и великолепный комбучи. Все очень вкусное, особенно суп и чай. Повар молодец, готовит замечательно.

Ушла к себе, завалилась на мат, лежу и не могу уснуть. Непривычно, что мир подо мной не шатается. Рассмеялась, повернулась на бок и уснула, словно провалилась под лед…

Разбудили вояки, приволокли часового без сознания. Сглазила, называется…

Осмотрела. Молоденький, бледный. Перегрелся на солнцепеке. Сунула пузырек с нашатырем под нос. Дернулся, чихнул, открыл глаза. Перепугался до чертиков, невесть что подумал. Пришлось прикрикнуть, чтобы не дергался и дал спокойно закончить осмотр.

Велела намочить голову и полежать в тенечке полчаса. На всякий случай, перед уходом заставила еще раз «понюхать пузырек». Отказался. Уверил что чувствует себя хорошо, только голова сильно болит. Порылась в походной аптечке, сунула пару таблеток на основе метамизола натрия, чтобы снять спазм. Просроченные, конечно. Других все-равно нет…

Штурмовик ушел, улеглась снова, но сон уже не шел. Духотища неимоверная, что-то вентиляция не справляется. Откинула полог, чтобы хоть немного свежий воздух поступал. И моментально стало так жарко, что уже не заснуть. А через полчаса звякнул рельс — общий подъем. Затем будет ужин и снова в путь.

Ладно, пора подниматься и приводить себя в порядок. Откинула полог и сделал пару шагов по ступенькам. Боже! Словно прыгнула с обрыва в кипяток. Дыхание перехватило, перед глазами поплыло, заплясали черные точки. Что же это творится? Да сколько же тут градусов?

Присела на ступеньки, отдышалась, пришла в себя. Купол тента над головой хлопает. Воздух плотный, горячий, обжигает самим прикосновением. Вот она, настоящая жара! Бедный солдатик, он же на склоне бархана службу нес. Под прямыми солнечными лучами. Даже представить страшно…

Поднялась на поверхность. Суета вокруг. Никто не спит, все заняты делами. От кухни вновь аппетитно пахнет. Итальяшка с двумя помощниками суетятся, стараются.

Дошагала кое-как на подгибающихся ногах до «скорой», достала из багажника спиртовой градусник, взглянула на шкалу и не поверила собственным глазам — сорок восемь градусов. Захотелось грязно выругаться и заплакать. И на кой черт я согласилась ехать? Ведь мы только на триста километров от побережья отъехали. А что будет дальше? Пятьдесят градусов? Сто?

Сдохнем мы от жары. Никакой организм не выдержит длительного воздействия высокой температурой.

УАЗик взвизгнул изношенными тормозами и подняв тучу пыли остановился неподалеку от командирского «Тигра». Хлопнув дверцей, Чекист выбрался на волю, опустил круглую лысую голову, аккуратно вытер платком, откашлялся, сплюнул на песок и подошел ближе к Эмиссару.

— Ну что, Лев Исаакович, разведчики вернулись? — обратился к нему Родион, отрываясь от карты.

Чекист отрицательно помотал головой, непокорные капли пота вновь проявились на лысине.

— Нет, я по рации велел колонну ждать. Залегли неподалеку, наблюдают.

— Что-нибудь видно?

— Да ничего не видно, — хмыкнул Чекист, вытирая шею все тем же платком, — мертвый город, как я и предполагал. Тишина и темнота, ни единого звука, ни проблеска света. Ни-че-го!

— Не может быть, — Эмиссар задумчиво потер виски, голова болела просто невыносимо. Ночная прохлада не принесла облегчения, внезапно поднялась влажность, дышать стало еще труднее, чем днем. От побережья отъехали всего ничего, чуть более шестисот километров. А что же будет дальше? Даже представить страшно.

— Вроде бы приличных размеров город, — размышлял Родион вслух, — может быть, все жители уже спят? Все-таки ночь. Как думаешь, Лев Исаакович, это возможно?

— Маловероятно. Если и спят, то вечным сном. Мертвый континент — мертвый город. Что тут удивительного?

Он сделал паузу и добавил, вторя мыслям Родиона:

— А дальше будет еще хуже.

— Ладно, — кивнул Родион, — разберемся. Всему свое время. Я водителей собрал, речь толкнешь?

Лев Исаакович скривился как от зубной боли, помотал головой разбрызгивая капли пота: