– Дотронешься – я за себя не ручаюсь…

И ведь нисколько не преувеличила – стоило нам добраться до спальни, как она завалила меня на кровать, рухнула рядом и впилась в губы поцелуем, назвать который нежным у меня не повернулся бы язык! Чем, кстати, здорово обрадовала младшенькую: дождавшись, пока Настена окончательно «потеряется» в ощущениях, Лиза дорвалась… хм… до всего остального тела. И напрочь отпустила тормоза!

Следующие часа три с половиной сестры Шереметевы сбрасывали стресс, реализовывали свои самые нескромные фантазии и воплощали в реальность большую часть из того, что видели в «фильмах для взрослых». Причем вели себя так, как будто поменялись характерами – обычно более спокойная и флегматичная Настена изображала лесной пожар или ураган, а резкая и шебутная Лиза сразу после «стартового рывка» превратилась в средоточие нежности, чувственности и неги. Что интересно, о родстве, ревности, соперничестве или стеснении сестры не вспоминали вообще. Наоборот, с таким нешуточным энтузиазмом подхватывали любые начинания, как будто имели за плечами пару десятков лет соответствующего опыта! А это, вместе с запредельной яркостью эмоций, испытываемых первый раз, то и дело сбивало с «пути истинного» меня. В общем, к началу шестого утра, когда у девчонок «закончился заряд встроенных аккумуляторов», я был очень близок к полному эмоциональному насыщению. Однако прочитав в их взглядах тезис «Все, больше не могу, но хочу еще», довел все наше «трио» до последнего пика удовольствия, рухнул на влажные простыни между обессиленными сестричками и услышал замученный, но до безумия счастливый голос Лизы:

– Слышь, Яр, а тебе и твоим девчонкам наложницы не нужны?

Глава 15. Дарья Федосеева.

27 марта 2352 года по ЕГК.

…Тарик Халид, старший мозголом «Аиши», чинно вплыл в мою комнату в четыре часа утра и, бездумно перебирая четки из фаланг человеческих пальцев, подошел к панели управления УТК. Мышцы рук и спины напряглись сами собой, однако ремни, прижимающие мое тело к ложу, никуда не делись, и попытка их хотя бы ослабить ни к чему не привела.

– Сейчас ты оценишь еще одну грань наслаждения болью… - равнодушно сообщил седовласый урод с рыбьими глазами, не вылезающий из дорогущих деловых костюмов и обуви из натуральной кожи. – Лично оценишь незавидную участь своей соотечественницы по имени Марина, доставившей шейху Абба-…

– Да-аш, солнышко, это просто сон! – раздалось откуда-то сзади, и лицо старого ублюдка начало покрываться рябью, как поверхность пруда при порыве ветра. – Стоит открыть глаза – и…

– Все, я уже проснулась… - еле слышно прошептала я сразу после того, как вовремя увидела личико дрыхнущей Таньки Титовой и вспомнила, где именно нахожусь. Потом перевернулась на другой бок, притянула к себе Забаву и уткнулась лбом в ее плечо: - Спасибо, ты вовремя!

– Опять Аббас? – сглотнув подступивший к горлу комок, тихонько спросила она.

Я отрицательно помотала головой:

– Нет, Тарик. Но разницы никакой.

Она запустила пальцы в мои волосы и виновато вздохнула:

– Прости, провалилась в сон как-то уж очень глубоко, а потом р-р-раз – и сплю на спине, а ты уже рвешь свои ремни…

– Везет! А я на спине спать не могу – грудь тяжелая и давит… - выдала я первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь ее от мыслей о моих кошмарах.

– Зато она у тебя невероятно красивая! – восторженно выдохнула Панацея, приподняла край одеяла, осторожно коснулась пальцем правого полушария и… сообразила, чего я добиваюсь: - Ну вот, ударила по больному месту и сбила с толку! И как теперь тебе сочувствовать, если все мысли об этом чуде?!

– А зачем мне сочувствовать? Я уже в сознании, а настроение стремительно улучшается! – ничуть не покривив душой, заявила я. Потом вспомнила о наших договоренностях, мысленно ужаснулась собственному безрассудству и на мгновение провалилась в самый последний разговор с Беклемишевой. В тот самый, во время которого вывернула душу наизнанку, смогла поставить себя на место Забавы и приняла ее модель отношения к тем, кто по-настоящему дорог. Поэтому мысленно повторила фразу, запавшую в душу – «Есть только МЫ. На остальное плевать…» – и, наконец, решилась отодвинуть тему кошмаров еще дальше легкой провокацией: – Ты, вроде бы, уже почти привыкла считать «это чудо» своим, но все равно такая робкая!

– Боюсь. Себя… – притворно округлив глаза, «призналась» она. Впрочем, на провокацию ответила, «нарисовав» подушечкой указательного пальца окружность вокруг соска и заставив его сжаться. А потом вздохнула: – Даш, не издевайся: отдельные фрагменты очередной «эротики» все еще мелькают перед глазами, принятые решения кружат голову, а вокруг дети!

Я прикрыла глаза, вспомнила пару «кадров», запавших в душу во время совсем коротенького «визита» к Локи и сестрам Шереметевым, затем мысленно повторила все то, что наобещала Забаве, и почувствовала, что горю:

– Да уж… теперь я тоже себя боюсь! Кстати, если честно, то в жизни не думала, что когда-нибудь соглашусь на подобное безумие! Но… ничуть не жалею…

– Сама такая… - выдохнула Забава, несколько долгих мгновений гипнотизировала шальным взглядом мои губы, затем обожгла их коротеньким, но умопомрачительно нежным поцелуем, отстранилась и неуверенно улыбнулась. Я прислушалась к своим ощущениям, убедилась, что эта нежность и воспоминания с Фуджейры лежат в разных плоскостях, и ответила тем же. Только вложила в свой поцелуй всю благодарность, которую чувствовала к этой странной, но по-своему правильной Личности. А когда начала терять голову, неудачно шевельнулась и случайно разбудила Таню:

– Доброе утро! А который час?

– Восьмой! – хором ответили мы, пряча пылающие лица.

Мелкая сладко потянулась и открыла краник резервуара с вопросами:

– А порубежницы делают утреннюю зарядку? А можно нам с Анькой потренироваться вместе с вами? А если мы быстренько научимся обращаться с ножами, Ярослав подарит нам такие же клинки, как Насте и Лизе?

Пока отвечали на первый десяток, открыла глаза вторая Титова и забросала нас своими вопросами. Пришлось объявлять общий подъем по спальне и гнать мелочь в ванную. Совершать обязательные гигиенические процедуры и «готовиться к утренней зарядке».