— Вот ты мазила, Петрович! — торжествовал прокурор. — Или консервы жалеешь?

— А кто под руку орет? Да едрит ангидрид!

— Тише… — успокоил я соревнующихся. — Там кто-то кричал.

— Где? — уставились на меня оба стрелка.

— Там, — махнул я рукой на заросли.

Примерно в ту рощу, куда ушла пуля Кулебякина.

— Да нет там никого, показалось тебе, Морозов. Разве что кабан пробежал, хе!..

— Оружие уберите, — ровно и серьёзно произнёс я, — а я пойду проверю.

— Да, я тоже слышал, — таращился в заросли Казарян.

Остальной народ наблюдал за нами с некоторого отдаления и не слышал разговоров.

— И я слышала… — хмурилась Вера. — Петр Петрович, вы похоже, кого-то подстрелили.

— Да что вы лепите мне? Ядрена сивуха! Нет там никого! Эй, там кто-нибудь есть? — Петр Петрович картинно выставил ухо в сторону кустов, приложив к нему руку рупором, подождал и снова выкрикнул: — А может, нет никого?!

Наверное, хотел добавить следующую строчку анекдота, про гранату, но я ему не дал.

— Товарищи высокие начальники, стволы убираем, — потвёрже распорядился я. — Пойду проверю, что там.

И направился к кустам. Однако участники «соревнований» не стали ждать, а любопытствующей толпой увязались за мной.

Я углубился в чащу, где подлесок скрывал все на высоте человеческого роста. И долго идти не пришлось. Я раздвинул заросли и увидел лежащего на траве человека. На виске аккуратная дырочка, и струйка крови стекает на шею и на землю. Незнакомец был худым мужиком потертой наружности, щеки у него впалые, сам, несмотря на лето, в ватнике и непонятных штанах. А на руках и пальцах — синева наколок. По ним я легко определил, что это субчик блатной и урка бывалый.

Вот только что он делал в лесу?

— Ё** твою мать! — схватился за голову Кулебякин. — Это я его хлопнул? Ох, беда, беда!

Прокурор, слегка побледневшая Вера и Казарян сочувственно смотрели на Кулебякина.

— Витя! — схватил тем временем за руку друга Петр Петрович. — Выручай, брат! Придумай что-нибудь! Ты же прокурор!

— Петя? Я что сделаю? — оскорбился тот. — Ты предлагаешь труп спрятать?

— Саныч! — переключился на меня шеф. — Зови своего индейца! Пусть пистолет возьмет и скажет, что он стрелял. Чукчам ничего не будет! Что с него взять?! А я — лицо города, как такой позор пережить?

С пьяну шефу на ум приходил какой-то бред.

— Петр Петрович, он не чукча.

— Все одно, в тундру сбежит, не найдут. Мы ему и денег дадим.

Я помотал головой.

— Он сибиряк, и никуда он бежать не будет. И вообще, не все так плохо. Вот, смотрите.

Я задрал одежду убитого, оголив пузо, там тоже был воровской «орнамент».

— Партаки? И что? — охал Кулебякин. — Сидевший. Дак какая разница, за них тоже дают столько же, сколько за настоящего человека! Ядрёна сивуха!

— А то, что одет он странно. Будто тут ночевал, в лесу. Сейчас август, ночи прохладные. А это значит что?

— Что? — Петр Петрович изо всех сил старался не сводить с меня слегка расфокусированный взгляд. — Не томи, Морозов, говори уже.

— Что он прячется. И находится, таким образом — вне закона.

— И можно стрелять по нему? — с надеждой вопрошал Кулебякин, явно прокручивая в голове законы и кодексы.

Несмотря на такое происшествие, было не похоже, чтобы он трезвел.

— Ну, тут надо личность установить. Если это беглый преступник, то скажем, что вы его увидели. Стали преследовать и при попытке скрыться — застрелили. Согласно законодательству мы вправе стрелять на поражение для пресечения побега из-под стражи лиц осужденных за тяжкое или особо тяжкое преступление. Сами это знаете.

— Фу-ух! Мама дорогая! — Кулебякин оглядел чащу, будто она могла ему подсказать, что делать дальше. — Хоть бы урка беглый был! Ну Морозов, ну голова! Вызывай группу, будем оформлять как задержание беглого преступника.

— У нас вся группа уже здесь, — я кивнул на следователя прокуратуры Веру и в сторону еще ничего не подозревающих коллег, среди которых скучал почти не пьющий криминалист Загоруйко, причём тот исправно щелкал народ на «Зенит». — И фотокамера с экспертом вон имеется.

— Погодите… — Вера без всякой брезгливости и страха всматривалась в лицо трупа. — А не тот ли это Бондаренко, что в соседней области сбежал из колонии?

— Какой такой Бондаренко? — нахмурился шеф, наконец, трезвея. — Не помню я такой ориентировки.