Его трусливые солдаты бросают оружие… Не все. Но эти отчаянные одиночки не способны оказывать нам сопротивление. А некоторые и вовсе переходят на нашу сторону. Ведь их жизнь не сильно отличалась от той, что мы вели в бараках под ареной. И они сами жаждут крови своих бывших начальников…

Да их бог — просто дряхлый старик! Как он вообще мог держать в своих костлявых ладонях бразды правления этой Империей? Да он и ложку в них не удержит… Задыхается от страха. Хватается за сердце… Или нет? Что это? Сжимает в тощем кулаке какой-то прозрачный камень. В нём живёт дух твоего великого предка?

Что за проклятье… Не могу пошевелиться… Как будто на мне снова тяжёлые деревянные колодки… И мои верные воины тоже застыли, словно истуканы. Все лишь смотрят на тусклую алую спираль внутри этого камня на груди старика…

Ну уж нет… Мой дух сильнее!!! Моя удача сильнее!!! Моя ярость, которую я копил годами — сильнее!!!

Рука тянется к мечу, который я только что уронил на мрамор. С трудом, но я всё-таки обхватываю потёртую рукоять. И заношу клинок над плешивой головой противника… Как и тысячи раз до этого…

Вокруг словно опять беснуется толпа зрителей. Трибуны требуют крови. Тысячи голосов приказывают мне убить этого человека…

Человека…

Никакой он не бог.

И он не в силах сопротивляться. Он просит пощады.

Но не для себя.

А для той Империи, что он создал.

Он уверен, что без него и его наследников она обратится в пыль. И те смерти, которые сегодня записали на свой счёт мои воины — лишь начало сотен лет бесконечных войн, эпидемий и пожаров. И его ужасный конец станет лишь началом бесконечного ужаса.

А потом, когда падут последние стены и уронит оружие последний солдат, в наш мир придёт то, что пожрёт всё остальное…

Все те голубые искорки, сплетённые в причудливые двойные спирали… Которые до сих пор являются частью меня. Частью этого беспомощного старика. И частью той девушки, с самыми нежными на свете прикосновениями…

Всё это снова станет ничём. Спирали остановятся и рассыпятся. Искры погаснут. Жизнь, та которой я её знаю, исчезнет.

И станет ни хорошо ни плохо.

Станет никак.

Но что же ты предлагаешь? Вернуть моих воинов в клетки?! Чтобы они снова кормили своими смертями толпу? Чтобы ты снова веселился вместе с ними, глядя на то, как мы поливаем своей кровью песок арены?

Мой клинок всё ещё занесён для удара. Миг — и с ним будет покончено. С его властью. С нашим пленом…

Но разве мы уже не свободны?

Разве я стану более свободен, если этот жалкий старик умрёт?

Ведь его жизнь уже в моих руках. И это я сейчас делаю выбор.

И я его сделал.

Клинок летит вниз.

И рубит…

Но не эту тощую шею. А цепь. Ту, что удерживает на шее прозрачный камень.

И теперь он падает в мою руку. Уже почти… Хватаю… Воздух?

— Не так быстро, упрямец. — Ратмир поспешно убрал от моей руки ладонь с прозрачным цилиндром. И усмехнулся, глядя на то, как я замер с протянутой в его сторону рукой.

— Выбор… Я сделал выбор, как ты и говорил…

— Я видел. — Боец поспешно засунул цилиндр обратно за пазуху и немного поморщился, когда вставил его обратно себе под кусок искусственной кожи.

— Правильный?

— Ещё не знаю. — Теперь улыбка на изрезанном шрамами лице не казалась мне злобной или угрюмой. Скорее просто усталой. — Но когда-то я сделал такой же.

Кажется где-то рядом опять раздался звон мечей… Как на арене…

Нет! Это же ключи вертухая!

— Нам пора. — Ратмир тоже услышал этот слабый перезвон. И, быстро проверив узел на трубе, ловко заскочил в тележку со стиранным бельём. — Поехали!

После того, как Ратмир быстро выкинул лишние простыни и зарылся на свободное место под оставшимися кипами свёрнутого белья, изнутри тележки послышался глухой удар. И ещё злобное хрипловатое шипение:

— Сиди тихо, с-сук!..

Уцелевший после встречи с ветераном арестант в ответ лишь чуть слышно что-то проскулил.

Схватившись за борта, я развернул нагруженный контейнер к выходу в стороне, противоположной от привязанного к двери извращенца. Довольно быстро он скрылся из вида за клубами пара.