– И незваный гость хорош, когда он с гостинцем, - сказал Сенчук, выгружая из пакета снедь.
– А ты чего-то заспался, старая перечница! Кто рано встает, тому бог дает, не забывай!

– Кто рано встает, тот рано помрет!
– ответил хозяин, осматриваясь по сторонам.
– Лидка, что за бардак в доме, неряха! Правильно от тебя муженек свинтил! Со стола хотя бы прибери, пока я умоюсь!

Он исчез в коммунальном коридоре, а Сенчук, вглядываясь в фото хозяйки дома - школьной, видимо, поры, где стройная миленькая девушка обнимала огромный букет ромашек, - недоумевал, как от такого индюка могла родиться прелестная колибри. Ныне, правда, потраченная житейскими неразберихами.

Вернувшись после умывания и бросив на спинку стула влажное полотенце, Севастьянов уселся за стол, куда молчаливая и покорная дочка уже ставила тарелки и рюмки.

– А вот теперь мы можем приняться за работу, - сказал он, потирая руки и воодушевленно глядя на бутылку "Столичной".

– Чего будешь на закуску?
– спросил его Сенчук.

– Еда отнимает время у выпивки, - кратко ответил он.

– Но может быть, хотя бы сыру кусок?

– Тогда уж лучше коньяк, - сказал он, - им очень хорошо запивать водку.

– Папа!
– укоризненно произнесла дочь.

– Молчи, неряха! Он знает мои шутки! Мы с ним уже двадцать лет как. ..Ну, давай, опер Жора!..

Выпили.

Тактичная дочь ушла на кухню, и, воспользовавшись отсутствием свидетеля, Сенчук вкратце объяснил приятелю суть дела.

– А чего в контейнере?
– спросил тот, мигом посерьезнев.
– Если наркота или изотопы, сразу говорю: на хрен! И не уговаривай! Я знаю, что ты можешь заморочить мозги даже и самому дьяволу!

– Это мне еще предстоит, - сказал Сенчук.
– А с тобой я сейчас как на исповеди: неужто не знаю, что жить за счет государства куда как лучше, чем на государственный счет? И кой хрен всякую дрянь переправлять, если на ней так и так засыпешься? В ящике - цветные металлы. И от тебя одно требуется: поверхностный взор и закорючка в документе. За что и платят. Деньгами. Имеющими много степеней защиты от населения.

– Сколько?

– Пять тысяч.

– Десять!

– Тогда - пьем, закусываем и - разбежались, - снисходительно улыбнулся Сенчук.
– Ты со своим аппетитом всю прибыль откусываешь!

– Ну шесть, ладно, - сказал Севастьянов. От выпитой водки широкое рябоватое лицо его зажглось смуглым румянцем.

– Грабь, - вздохнул Сенчук.

– Да деньги нужны - видишь, от дочери муж ушел, бабка моя в больнице, вздохнул собеседник.
– А времена - ох лихие! За все золотом платим!

– И куратору отстегнуть надо...
– поддакнул Сенчук.

– А?.. Ну и это имеет место, Жора, с тобой крутить не стану, да, стучу, как без того? По лезвию хожу, не тебе объяснять! Я с тобой почему дело имею? Потому что верю, что ты - честный человек! Если бы ты был нечестный и предложил бы сейчас мне хотя бы и миллион, я бы рассмеялся тебе в лицо! Поверь мне, старой черепахе!

– Старому змию, - поправил его Сенчук.

– Да, - горестно сказал собеседник, - так или иначе, но я пресмыкаюсь перед тобой, поскольку все-таки, когда опустеет бутылка, надеюсь, ты набросишь еще жалкую тысчонку, войдешь в положение моей несчастной семьи!.. Я никогда не был жаден, но даже такому тупому, честному, доброму идиоту вроде меня понятно, что со своими дружками ты заработаешь на этом ящике - ого-го!.. Прости, конечно, меня за мою откровенность, которая мне всегда так вредила...

– Ее у тебя не отнимешь!
– крякнул Сенчук.
– Чего нет, того нет!

Прибыв из Питера следующим днем в Москву, Сенчук незамедлительно позвонил Крохину.

– Ну?!
– нетерпеливо вопросил тот.

– В двадцать пять тысяч уложимся!
– поведал Сенчук радостным голосом - и обмер в ожидании ответа.

– Меня эта цифра не пугает, - последовал надменный ответ никчемного прихвостня.
– Но пусть она будет, во-первых, окончательной, а во-вторых... задний ход обойдется уже куда как дороже... Вы понимаете, кому именно обойдется?

– Маневр на заднем ходу - штука тонкая, - подтвердил Сенчук.
– Но за себя я могу поручиться, что, как канатоходец, с намеченного пути не сверну!

"А сталь в голос не добавляй, милок, - прибавил мысленное напутствие собеседнику.
– Поперхнешься не своей арией! Вот так, Вова! Глупый мавр, делающий свое дело и, похоже, не представляющий, какая среди таких мавров наблюдается стремительная текучесть кадров..."

ЗАБЕЛИН

Приезд в Москву был для него подобен скачку через пропасть времени, в пространство чужой эпохи.

Город, знакомый с детства, щемяше родной в узнаваемых приметах, непоправимо изменил свою суть, стал инороден, даже враждебен, и Забелин растерянно сознавал утрату всех своих внутренних связей с теми улицами, домами, набережными и парками, о которых так тосковал на чужбине; он словно уподобился кораблю с вырванными штормом якорями, оставившими бессмысленные обрывки цепей, куцо свисающими из клюзов.

Храмы-новоделы, обновленные особнячки, стеклянные кубы банков и крупных компаний, дикие автомобильные пробки и обилие ларьков, забитых в основном алкогольно-табачной продукцией, - этот макияж как раз не смущал, смятение вселял сам дух города - непоправимо иной, пришлый.