— Так из отдельных же бочек и ящиков… — предпочел уточнить Вит.

— Рано или поздно они опустеют, — вовсе даже не зло усмехнулся хмурый матрос. — Так уже было. И тогда вам останется только умереть. Или присоединиться к нам. Так уже было, — повторил он. — На Галеасе, куда ступил ваш старик. Там теперь команда гораздо больше. Дети даже подросли… мы ведь не совсем трупы.

— Сколько у нас времени? — побледнел тогда Витольд. И, может, обидел этим собеседника.

— Откуда же мне знать? Я ведь не колдун и не ведьма. Сила — это по вашей части… по части твоей черноглазой подружки. Когда ее сила и воля иссякнут — вы погибнете. От голода и жажды. Или пополните нашу команду.

Вит промолчал. Что тут уже скажешь?

— А если ты о древних байках, что к нам нельзя прикасаться, то расслабься, — захохотал вечно молодой матрос. — Бессмертие и посмертие — не дурная болезнь. Ею можно только от ледяных Детей Ночи заразиться. Или от Лунных. А мы — совсем из другой… байки. Вовсе из другой, парень. У нас и кожа теплая, и кровь горячая.

И впрямь протянул мозолистую руку. А Витольд ее пожал. Да, руки — теплее его собственных. Привыкли к ледяным ветрам.

— Да ты не дрейфь. Вижу, крепкий — грести сможешь. Мне как раз пригодился бы хороший, неглупый напарник. А то тут даже словом перекинуться не с кем — все друг друга за века давно наслушались как облупленные. А пополнение только на стариковой галере — да и то еще при твоем прадедушке.

Прямо как в многолетней тюрьме. Любой новый узник — ворох свежих новостей с недостижимой воли.

— Кстати, меня Гестием кличут, если что. И это — настоящее имя. Еще от бати с матушкой.

2

— Эй, парень. — Гестий то ли тоже предпочел ночное небо трюму, то ли выглянул специально ради Витольда. — Подружка твоя здесь, не ищи. Луной любуется. Помнишь тот наш разговор?

— Помню. Запасы пока не иссякли. Даже не начали.

— То-то и оно. Запасы не иссякли. А рассвету давно бы пора явиться.

А Белла здесь при чём? Уж на такой-то подвиг ее сил точно не хватит.

— Нам-то что? Нам и луна сгодится. И ночь не хуже дня. Да только слышал я о временах, когда утро не наступало долго. Смотри, парень. Успеть бы вам потом хлебнуть нашего рому да очень сильно к нам захотеть. А то мы-то уж точно лучше той гнилой змеюки, как смекаешь?

— Не пугай. Придет рассвет, никуда не денется.

— Ну ладно. Если что — мы в трюме гуляем. Вместе со славным капитаном. Не успеете доползти — громче орите. И за Галеас хватайтесь — он уцелеет. А мы уж к вам сами подберемся. Нас-то отсюда если и смоет, так быстро назад возвернет.

Есть живые, мертвые и те, кто в бурном море. Среди кипящих волн. В бесконечном море от края до края, что качает в утлой скорлупке Витольда Тервилля, сотни спасенных людей и безучастную Арабеллу. И нигде — ни далекой тени недостижимого берега. И ни малейшего следа другого паруса.

И где же быть Арабелле, как не здесь? Витольд удивится, найдя ее в другом месте.

— Я — кормовая фигура Корабля Призраков, — горькая усмешка застыла на бледных губах. Искусанных в кровь. — Так почему бы мне не сидеть на палубе?

На семи буйных ветрах. Среди соленых пенных брызг.

— Белла, сейчас ночь, — терпеливо произнес Витольд, усаживаясь рядом. — Ночь Воцарения Зимы. Лучше укрыться в теплой каюте…

Не будь Воцарения — Арабелле и не удалось бы ускользнуть. С грустного праздника. Почти совсем трезвого.

И вновь не видно далеких звезд. Ни единой. Куда-то вдруг враз исчезли с аспидного неба. Только слабый диск бледной луны — сквозь густые тучи.

И кое-где — неяркие фонари матросов. Давно пропавшим в древнем море тоже нужен свет. И зрение у них не кошачье. Как это всех сначала удивляло…

Больше ли, чем горячая кровь… не совсем живых?

Ничему не удивлялась лишь Арабелла. Потому что ей всё равно. Порой Витольд, не слушая, уносил озябшую девушку в более-менее сухую и теплую каюту. Вручал надежной заботе ворчливой и доброй баронессы Керли. А уже она заставляла поесть, как-то помыться, переодеться в сухое, поспать.

Арабелла подчинялась. Чтобы не спорить. На это у нее не было сил. Но при первом же удобном случае девушка вновь выскальзывала наружу. Но волю дикого ветра и шаткой палубы.

— Если ты погибнешь, призраки уничтожат всех, — попытался воззвать Вит к ее жалости. — И посмертие будет таким, что взвоет сама Огненная Бездна. Зачем тогда вообще было выходить в море? Умереть мы могли и в Мэнде.

Помогло. Но не воскресило. И не зажгло даже тусклой искры надежды.

Арабелла согласилась жить и оставаться здоровой, пока Проклятая Галера не причалит к безопасному берегу. Чтобы спасти других. Дать им продержаться.

У Грегори не было другого выхода. И он поступил как истинный король. Как благородный правитель и героический спаситель сотен обреченных. И как паршивый муж и возлюбленный. Так почему же Вит не только не возразил, но еще и первым это предложил? Затащить сюда несчастную, осиротевшую девочку и превратить в «кормовую фигуру» мертвой галеры древних призраков?