Руки, ноги, сердце – у Вёха всё гудело и разрывалось, голова кипела, как паровой бак самогонщика перед выходными.

– Беги к отцу! – он почти ударил в лопатку удивлённую Тису. – Я разберусь, я её верну.

Бросившись со склона, рискуя переломать все кости, Змеёныш рванул за конвоем. «Самое сложное – понять, чего хочешь. А когда понял, эти грибы тебе всё дадут, правда, в долг», – вспомнил он слова Эспе. А ведь несколько минут назад они дурманили его и заставляли растекаться на коленях у «мамаши».

Нагоняя бандитов, Вёх прекрасно понимал, что его не ждёт ничего, кроме унижений, но в пятки его толкал чистый азарт, а страх просто перестал существовать.

Он схватил одного из бандитов за рукав куртки, повис всем весом и затараторил, задыхаясь:

– На сцене был я. Вы просто не поняли, не могли знать. У меня ссадина на боку, вот, смотрите, – Вёх задрал рубашку, надеясь одурачить наглостью. – Да мы даже роста одного! И если вашему Амьеро так уж понравилось, то вы должны меня забрать, а не её. Гарантирую, он будет доволен. Я всё умею, ничего никому не скажу. Старикан давно ничего не может, зачем ему девушка? Только рассердится и вам прилетит заодно. Вакса, ну скажи ты им!

Взглядом Ваксы можно было распиливать железки.

– Он псих, – уронила она презрительно, – не обращайте внимания.

– Пошёл отсюда! – крикнул тот, кому раскроили затылок, и прицелился прикладом Вёху в лоб.

Змеёныш отпрянул, но потерял равновесие и свалился в пыль.

Всё бесполезно. Он не сможет дать ей уйти.

Провожая глазами конвой, Вёх схватился за голову. Вот теперь – точно Апокалипсис. Он умудрился потерять даже больше, чем имел. Экзеси, такой приветливый и тихий, внезапно решил выпотрошить его и запечь в углях. Наверное, молочные поросята тёти Анны испытывают то же самое, когда их вдруг забирают из-под материнского бока и перерезают горло так быстро и внезапно, что хрюкнуть не успевают.

Земля ударила его в висок. Вёх впервые напрочь расхотел жить. Он понадеялся, что ему не придётся ничего с собой делать, чёрная досада убьёт его прямо там, посреди свалки.

«И будет просто прекрасно, – приканчивал он себя мысленно. – Останется хороший, правильный Корн, приведёт домой свою синичку, они будут сидеть там, где я раньше спал, и обжиматься. Тиса сделает из моих шмоток что-нибудь полезное. А если и Вакса не вернётся, то тогда все, наконец, завяжут с цирком и начнут нормальную, приличную жизнь. Если, конечно, Инкриз ещё дышит».

Только ради отца он перестал скулить и накручивать жалость себе на горло. Собрался, встал на ноги и побрёл к контейнеру.

Дома весь пол был в крови и стекле, а Инкриз уже сидел с забинтованным локтем всё там же, в прихожей. Притихший и осунувшийся от слабости, тяжело вздыхающий, но живой.

– Неужели ты побежал за ними? – покачал он головой.

– Хотел договориться, но не смог.

Вёх лучше бы прошёлся по канату без страховки, чем выкладывать подробности. Нет, только не отцу. Тем более не сейчас.

– Договориться с бандитами? – понуро усмехнулся Инкриз. – Забавно. Я бы даже сказал, глупо. Но не скажу, потому что мир и держится на таких поступках.

– И мы вот так просто будем сидеть здесь?

– А что ты предлагаешь?

Змеёнышу было плевать, на чём держался мир, для него всё уже рухнуло. Предложить он ничего дельного не мог.

– Фринни и Тиса убежали в город другой дорогой, – продолжал Инкриз еле слышно, – сообщить ночной страже, но разумеется, егеря махнут рукой. У нас даже нет воды, чтобы вымыть пол. Н-да. К утру здесь будет вонять скотобойней.

Такой расклад Вёху не понравился и он принялся за уборку старым поредевшим веником, стараясь не замарать его в крови. С жалобным шорохом осколки понемногу выбирались из углов. Инкриз старался приободриться и долго, уверенно рассказывал, почему Вакса вот-вот вернётся невредимой.

– Да, – кивал он сам себе упрямо, – у неё точно какой-то план, вот и пошла добровольно. А если нет, то Гиль Амьеро – не преступник, с её головы и волос не упадёт. У него ведь репутация.

Осколки будто тянулись друг к другу, жались так и этак, плакали яркими бликами, но совсем не совпадали на ржавой ладошке совка.

– У него и топливо, – отозвался Вёх. – Стань он последним негодяем, все продолжат лизать ему задницу, – веник улетел в пыльный угол, – Ни одна здешняя псина не пришла нам на помощь. Ружья, кулаки – вот тебе и репутация. Маршал бы нас с радостью скормил свиньям. Какое ему дело до артистки, у которой даже имени нормального нет?

– Ладно, – выдохнул Инкриз, – Подождём утра и явимся к судье вместе. Никуда идти я сейчас не смогу, господин Мордобой меня слишком усердно лечил кровопусканием. Завтра буду здоров как юнец, а пока поберегусь.