— Ещё…

— Признаться, я поражён, Софи, — прошептал и поднял меня на ноги мой граф и припал губами к моим торчащим и заострившимся соскам, выпирающим на моих маленьких дерзко топорщащихся вверх без корсета грудках.

И снова сладкое томление испытала я, пока его губы прикусывали мою чувствительную зардевшуюся кожу, а его язык делал восхитительные круги у моих сосков. И теперь его пальцы уже без моих указаний пробрались сами между моих пылающих бёдер и теребили и ласкали там что-то мокренькое и шёлковое, делая мне невыносимо приятно, отчего я закусила в экстазе нижнюю губку.

— Тебе хорошо, Софи? —прошептал мой муж мне жарко в ушко, и я послушно кивнула в ответ:

— Более чем, мой сударь, — и почувствовала в следующий миг, как он прикусил мочку моего ушка с фамильной серёжкой с рубином, посасывая её, и снова наслаждение тёплым ручейком растеклось у меня между ножек.

И вот мой муж уложил меня спиной на кровать, застеленную тут же, в этой комнате, и, нависнув надо мной на руках, прошептал мне:

— Признаюсь, я поражён твоими глубокими познаниями в искусстве любви, Софи, — и его слова сладкой амброзией влились мне в уши.

И я ответила, улыбнувшись ему:

— Но я готова учиться и постигать новые науки, мой сударь, поверьте, — и моя ладонь нащупала его заветный волосатый мешочек внизу живота, и я почувствовала в нём словно округлые мягкие камушки, которые я с предельной нежностью сжала, чем вызвала новый вздох удовлетворения у графа.

И с изумлением обнаружила, что его волшебный мужской жезл, немного было утомившийся и опавший после моих жарких ласк язычком, снова начал набухать и расти под моими пальчиками, чем очень воодушевил меня. Значит наставления моей милой Мими не прошли даром, и я способна удивить своего искушённого мужа в свою первую брачную ночь и постичь то невыносимое наслаждение, которое бывает доступно супругам под альковом ночи.

— Ты невероятная женщина, Софи, — уже с нескрываемой нежностью и горячей страстью прошептал граф Уваров, когда я крепко сжала его жезл и стала водить по нему своей рукой вверх-вниз, вверх-вниз, как делал тогда Егорка на мельнице, а из второй ладони я не выпускала его круглые камушки в мешочке, перебирая и со всей предельной нежностью перекатывая их между пальчиками, от чего все его чресла напряглись и стали почти железными на ощупь.

И тут мой граф встал передо мной на колени, и широко развёл мои бёдра в стороны, и я, признаюсь, закрыла лицо ладонями в великом смущении: никто никогда не заглядывал мне туда.

— А теперь, моя маленькая жёнушка, мне надо исполнить свой супружеский долг, — с усмешкой прошептал он мне.

И тут он встал и подошёл к дорожному сундуку, который принёс кучер из нашего экипажа перед тем, как оставить нас одних. Открыв его, он извлёк бутылку тёмного стекла, и ловко открыл её своим кинжалом. Налил в фужер, который достал тут же, из дорожного набора, немного рубиновой жидкости и, подойдя ко мне, приказал:

— Отпейте этого божественного портвейна с острова Мадейра, Софи. Поверьте, он способен расслабить и облегчить вашу боль.

Я послушно обмакнула губки в вино, и тёплый сахарный виноград потёк мне в ротик, дурманя мои мысли и чувства.

— Так, моя маленькая Софи, так, — приговаривал граф, прижимая фужер к моим губам, пока я не выпила его полностью до дна, и воздушная лёгкость охватила меня.

Налив ещё немного вина в кубок, мой муж преуютненько устроился между моих широко разведённых ножек, любуясь открывшимся ему видом, и вдруг, обмакнув свой палец в вине, провёл им вдоль по моей киске, как ласково называла её моя Мими.

— А теперь, моя милая жёнушка, настал мой черёд доставить вам великое наслаждение, — проговорил он, и к моему огромному изумлению, слизнул своим языком растёкшуюся по моей голенькой киске каплю, и сладкий нежный трепет охватил всё моё лоно.

Тут граф снова обмакнул свой палец, и ещё раз окропил мою трепещущую от нетерпения складочку, и снова слизал её своим языком, и я почувствовала, как снова делается мокренько всё и меня внизу, пылает и набухает. И я, не в силах сдержаться, простонала:

— Ещё, граф, умоляю вас!

А он со смехом отстранился и сказал:

— Искусство наслаждения состоит в растягивании удовольствия, моя милая Софи, и вам только предстоит это узнать, — и он поцеловал меня в горячечные губы, и я запустила свой язычок навстречу его, посасывая и облизывая его уста. А его пальцы продолжали нежно ласкать мой шёлковый весь мокрый от наслаждения разрез между ножек, доводя меня до исступления.

И когда я, чуть ли не рыдая, попросила его:

— Умоляю вас, ради всего святого, ещё! — граф снова скользнул вниз, и его упругий длинный язык вонзился прямо в меня, отчего я вскрикнула в наслаждении.