Я положила его на циновку, раздела и вытерла, а потом закутала в старую рубашку Ченг Ята. Йинг-сэк улыбнулся мне, словно понимал, как нелепо выглядит в огромной отцовской рубашке. За хлопотами я даже забыла о том, что происходит снаружи.

Когда от следующего взрыва корпус содрогнулся, я поняла, что дела идут не очень хорошо. Мне нужно было выйти на палубу и осмотреться, зарядить ружья, проверить мушкеты и убедиться, что все выполняют свою работу. Но нельзя же кидаться в бой с перепуганным малышом на руках. Тело протестовало против бездействия, и я молча проклинала Сю-тин, которая бросила мальчика, а заодно и меня!

Ребенок выглядел достаточно спокойным. Я легла рядом и погладила его густые блестящие волосы. Личико сына менялось на глазах: сначала я видела подбородок и высокие скулы Ченг Ята, затем мальчик слегка повернулся и теперь стал похож на… но насколько хорошо я знала собственное лицо? В малыше я видела отголоски широко расставленных глаз моей матери и ее нос, напоминающий костяную пуговку.

— Мамочка! — Йинг-сэк коснулся моей щеки, и душа у меня раскрылась.

Не об этом ли мне говорила давно почившая подруга? Наступает момент, когда ты чувствуешь, что ребенок нуждается в тебе, и отвечаешь… чем? Виноват материнский инстинкт или дело в моей личной потребности? Это сердечко, бьющееся у моей груди, пальчики, теребящие мою одежду, губки и подбородок, которые когда-то находились у меня в утробе, — здесь, посреди боя, пока снаружи летали снаряды и набегали волны, в этой темной каюте, я впервые увидела своего сына.

И тут ребенок меня удивил. Он вырвался из моих объятий и на нетвердых ногах направился к окошку. Он хотел посмотреть на битву.

— Мой взрослый мальчик, такой же храбрый, как папа!

Мне подумалось, что он скорее похож на меня и не позволит никому себя удерживать.

Я открыла окно, подсадила ребенка, и мы оба сощурились от порывов ветра. Наш корабль находился менее чем в ли от канала. Канонерских лодок военно-морского флота у мысов было намного больше, чем тогда, во время блокады, когда родился Йинг-сэк. Кто знает, сколько их еще в открытых водах? Солдаты заняли северный мыс, стреляя из мушкетов из-за развалин таможни. Стороны обменивались пушечным огнем, который, казалось, никогда не прекратится, пока один из наших кораблей не дрогнул. Пораженная джонка погрузилась в воду, а пламя взметнулось вверх по мачте. Матросы сигали за борт в бушующее море.

Я попыталась оторвать мальчика от страшного зрелища, но он вцепился в раму, не сводя глаз с происходящего. Интересно, что может понять такой маленький ребенок? Знает ли он, насколько опасно наше положение?

Все канонерские лодки встали против ветра, что давало им преимущество в атаке. Сама погода благоволила им: облака потемнели, распушились и сгустились, на северо-востоке в черном небе сверкнула молния. Совсем рядом взорвался снаряд, сотрясая весь корабль. В море близкие выстрелы с раскачивающегося судна почти не зависели от прицела, скорее успеха можно было добиться случайно. Дождь хлестал, словно град пуль, и мальчик спрятал лицо у меня на груди. Я отступила в глубь каюты.

— Не волнуйся. Папочка спасет нас, — заявила я, пытаясь убедить нас обоих. Каков план Ченг Ята на этот раз — и есть ли у него хоть какой-то план?

Я попыталась отвлечь себя и сына остатками еды. Сердце у меня глухо колотилось, дыхание перехватывало от шума за стенами, но Йинг-сэк, казалось, был зачарован моими манипуляциями с холодным рисом и мясом. Какие мысли бродили в уме этого ребенка? Родная мать, которая впервые готовила ему поесть, произвела большее впечатление, чем ощущение надвигающейся смерти. Я поморщилась, глядя на неаппетитное месиво. Мальчик повторил мою гримасу и захихикал. Как ни странно, посреди битвы и бури мы вместе с сыном смеялись.

Я убиралась, когда Ченг Ят, спотыкаясь, ввалился в каюту и ринулся к деревянному сундуку, оставляя за собой лужи воды.

— Боги нам не благоволят, — буркнул он.

— Не смей говорить так! Если боги управляют погодой, то они одинаково жестоки к обеим сторонам. Остальное зависит не от божественного провидения, а от готовности к битве, и наш флот доказал, что нам не хватает и того, и другого.

Ченг Ят рылся в сундуке, пока не нашел искомое: старый пистолет, которым редко пользовался.

— Зачем он тебе?

— В остальных порох отсырел.

— Я спрашиваю, в кого ты собрался стрелять?

Он же не собирался потопить с этим пистолетом вражеский корабль?

— Неважно! Нам нужно идти туда!

— Куда туда?

— В шторм! Ай-я! Где-то должен быть мешочек с сухим порохом!

— Ты с ума сошел? Противостоять такому удару на открытой воде?

Рука у мужа дрожала, когда он засыпал порох в казенную часть.

— Теперь ясно, что ты рехнулся!

— Предположим, что так! — Он зарядил пистолет и проверил его. Снаружи раздались взрывы. Или это уже настоящие гром и молния?

— Почему ты думаешь, что они не развернутся и не погонятся за нами?

Ченг Ят пожал плечами:

— Потому что они не сумасшедшие.

Я проводила его до двери, собираясь что-то сказать, но было слишком поздно. Через несколько мгновений я услышала, как он выстрелил в воздух. Кто-то водрузил знамя на фок-мачте. Наш корабль развернулся против ветра.

Я бросилась обратно в каюту и схватила Йинг-сэка. Понимает ли он опасность, которой только что подверг нас его отец? Я не могла больше защищать ребенка, делал вид, будто нам ничего не угрожает.