Мужчина на мгновение замирает и широко улыбается, показывая два ряда белоснежных зубов.

— Марсель — так меня зовут!

Я немею и хлопаю глазами.

— В-вы француз? — заикаюсь от неожиданности.

— Нет, — улыбается он еще шире, — башкир. Точнее, мой отец — башкир, а мать — татарка. Марсель — довольно распространенное у нас имя.

Он рассказывает, что живет в Уфе, работает в руководстве банка, любит путешествовать, но в круизе впервые. Чтобы слышать друг друга на фоне громкой музыки, сидим близко. Так близко, что мои волосы падают ему на плечо. Я потягиваю вкусный коктейль, и голова уже «побежала». Выступление «Подсолнухов» близится к финалу, и Марсель вновь приглашает меня на танец.

Песня глубокая, пронзительная, берущая за душу. Голова чуть кружится. Мужчина притягивает меня к себе, покачивает в такт музыке, его руки обхватывают крепче. Чувствую одну на талии, а вторую… ниже, и это… слишком. Пытаюсь мягко отстраниться, но, оказывается, я зажата, как в тисках. Пытаюсь поймать взгляд Марселя, но его глаза прикрыты — наслаждается музыкой и танцем. Ударяют басы, «Подсолнухи» исполняют последний припев оглушительно громко — меня он не услышит. Тело каменеет. Лишь что-то холодное, скользкое ворочается в груди. Кажется, воздуха в груди уже не хватает…

— Вынужден украсть вашу даму, — раздается у меня над ухом, и Дан рывком выдергивает меня из объятий Марселя.

— Но… — пытается возразить тот.

— Срочные дела, неотложные! — рявкает Дан, сверкая глазами, и, схватив меня за плечо, волочет к выходу.

Золушка покидает бал не в карете, хотя двенадцать еще не пробило.

За дверями диско-клуба я вырываю руку.

— И что это было?

— Представь себе, и я о том же хочу спросить — дышит мне в лицо Дан.

— Я танцевала!

— Вот это как называется! А его руки на твоей заднице — это модное па?

— Я бы сама разобралась!

— Ты лицо свое видела? — гораздо тише с укором спрашивает он.

Не видела. А он видел. Верю, что на нем было написано: «Спасите, помогите!»

Вдруг Дан наклоняется к моим губам и принюхивается.

— Ты что, пила?

Врать не буду, и так понятно, что Марсель меня угощал. И это не то же, что выпить за отплытие на вчерашнем ужине.

— И он пил?

Что за допрос? Марсель, должно быть, мусульманин, и в его бокале, вероятно, был сок. И почему я должна оправдываться?

— Нет, не пил. А руки просто соскользнули. В танце.

— Ага, — хмыкает Дан, — и нечаянно впечатали тебя в его пах.

— Да что ты прицепился? — взвиваюсь я. — Какое тебе дело?

— Ни-ка-ко-го! — огрызается Дан. — И в следующий раз, когда тебя насиловать будут, постою в сторонке, посмотрю. Занятное, должно быть, зрелище.

Татьяна

Подскакиваю с первой трелью звонка. Почти наощупь добираюсь до двери санузла. Специально поставила будильник на пять минут раньше оговоренного времени. Вчера чуть не описалась, пока Дан полоскался в душе.

Сегодня снова ранний подъем. В восемь утра уже сбор на экскурсию. Долгожданная Барселона. Именно об этом городе я писала сочинение на конкурс. Мечтала посмотреть все его красоты. На самом деле мечтала, не для красного словца, с нетерпением ждала встречи. И с самого утра по закону подлости мне начинают портить настроение.

Как только мы находим свободный столик в ресторане, появляется Вика. Весело щебечет и, небрежно бросив: «Вы не против?», — подсаживается к нам. Где-то потеряла Германа Александровича. Толком ничего не ест, только болтает. И неприкрыто флиртует с Даном.

Заставлю себя плотно поесть перед экскурсией, хотя аппетит пропал. Отхожу за порцией овсянки, все просто не унести за один раз. Еще вчера договорились, что я буду осваиваться в этом ресторане. Запоминать место нахождения столика и свой маршрут. Дан по возможности будет следить за мной взглядом. Даже если заблужусь, есть простое решение. Ресторан огромный, но не бесконечный, двигаясь вдоль панорамных окон, рано или поздно отыщешь нужную точку. На самый крайний случай, на случай нешуточной паники, могу громко закричать. Пусть лучше на меня пальцем показывают, чем буду весь день приходить в себя после панической атаки.

Когда возвращаюсь с тарелкой каши, разговор резко смолкает. Я им помешала? Интересненько!

Продолжаю завтрак, но через минуту едва не давлюсь овсянкой.

— Сестренка, — с лучезарной улыбкой обращается ко мне Дан. — Принеси, пожалуйста, кофе.

Я теряю дар речи, а Вика реагирует совершенно спокойно. Получается, он давно ей шепнул, что мы брат и сестра.

«Ты ж мой мистер Стэплтон!»*

Возражать, пререкаться глупо. Тем более, решили, что я тренирую самостоятельность. Иду, скрипя зубами.