Когда безумны короли и императоры, а из прошлого возвращаются древние боги и демоны, что остается простым людям? Спасать своих близких и свою страну. Или не только свою.
И оставаться людьми. Всегда, в первую очередь – людьми.
Анри Тенмару и его подчиненным, Жрецу Белой Матери Руносу, кардиналу Мидантии Иннокентию, изгнанному принцу Грегори Ильдани и сестрам Ирии и Эйде Таррент в очередной раз придется бросить вызов судьбе. И устоять или погибнуть.
Часть 1
Глава 1
Часть первая. Обрыв.
Глава первая.
Аравинт. — Квирина, Сантэя.
1
Ледяная капля приземлилась на лоб, растеклась по лицу, скатилась под плащ. Заставила Грегори окончательно проснуться. И замерзнуть.
Забавно, что в Арганди он спал не меньше семи часов в день. И то не всегда высыпался. А теперь хватает часов четырех.
Вот что значит — холод и свежий воздух. И сырость! А еще — зябкость и тревога.
Грегори рывком заставил себя сесть. Единственное, на что его не хватило, — отбросить плащ. Наоборот — завернулся еще плотнее.
Рядом пошевелился кокон из трех плащей. И высунулась встрепанная головка Арабеллы. Немедленно наморщившая носик — едва на него упала другая капля. Сестра осчастливившей Грегори.
А сверху их еще сколько угодно. И сколько неугодно.
— И когда этот дождь прекратится? — проворчала девушка, поежившись.
И тут же замолкла. Грегори ни разу не брякнул ей: «Сама виновата». Как и Витольд. Но Белла упорно считает, что раз навязалась без приглашения — жаловаться права не имеет.
Шорох и приглушенное ворчание — дождь разбудил Вита. Нет — просыпаться бесшумно их дружную компанию не заставит никакая опасность. Окажись поблизости враги и…
2
По жемчужно-серому небу плывут поросячье-розовые облака. Грязно-поросячье-розовые. И лучше даже не представлять, какой из них хлынет дождь.
Белый! Потому что потолок над Алексисом именно этого противного мелового цвета. И от него замутило резко и неотвратимо.
Юный мидантиец проснулся. С омерзительным вкусом во рту.
Приснится же такое! Сначала какой-то дурацкий арест, потом — раздевалка для приговоренных. А на закуску — горячие, как Пекло, руки Лицинии. Смелой сестренки гордячки Юстинианы.
Горячее море, где ласково-бурные волны перекидывают тебя, как озорной ребенок — мяч…
А потом сразу — серое небо и розовые тучки. И белый потолок — символ не чистоты, а долгожданного пробуждения.
Стоп! Это — не его комната. И почему-то Алексис готов поклясться, что и не особняк дяди.
С кем он вчера пил, и как его сюда занесло? И если с кем-то пил, то неужели прежде не был у этого «кого-то» дома?
Кстати, откуда взялось ощущение совершенно незнакомого места — тоже непонятно. Алексис даже в дядином особняке не в каждую комнату заглядывал, так что…
И почему так и подмывает проверить, не заперта ли дверь? Снаружи.
Может, потому что слишком хорошо помнится арест? И синяки на руках от хватки преторианцев — вот они. Впрочем, их можно было получить и где-нибудь еще. В пьяном-то виде.
Вчерашний визит к Марку приснился или нет? Или приснилось, что Алексис оттуда уехал? И что, он так напился в компании будущего монаха?
В любом случае, это — лучше, чем участвовать с этим же монахом в общей оргии.
Лучше — даже с учетом риска ареста. Какая разница, откуда уволокут в тюрьму? Алексис — не настолько наивен. После того обряда его восвояси живым и здоровым не отпустили бы.
Тем более странно проснуться не в сырой камере на прелой соломе. В обществе голодных крыс. И здоровенных тюремщиков — любителей хорошего мордобоя.
Нормальная постель и… И комната с не зарешеченными окнами. Такого везения не бывает. Разве что заперли на пятом этаже. Это — хуже. Если прыгать — не умрешь, так покалечишься. А спускаться по карнизам… Замутило от одной мысли. Алексис — не обезьяна с Южного Материка и не цирковой акробат.
Бесшумно открывшаяся дверь застала юношу голым. И как раз вынырнувшим из-под одеяла.
Вместо стражи с копьями наперевес на пороге возникла ни много, ни мало — Юстиниана. Только в домашнем (полупрозрачном!) пеньюаре и с разметавшимися по плечам огненными локонами. Алексис прежде и не замечал, какие у нее роскошные волосы! Темнее, чем у сестры. Там — мед, тут — бронза, но…
Зато сейчас отметил — прежде чем юркнуть обратно под спасительную сень одеяла.
Насмешливо фыркнув, юная дева присела у огромного зеркала. А комната вообще больше похожа на дамский будуар, чем на гостевую для кавалеров.
Будуар для кого-нибудь, вроде Юстинианы. Нет, ее сестры. Юсти же будущая монахиня. Только сейчас она на таковую не похожа. Совсем!
Значит, побег пока откладывается. Уж здесь-то Алексиса точно держат не против воли!
Девушка коснулась роскошной гривы черепаховым гребнем — сверкнули рубины инкрустации. Слились со струящейся шелковой бронзой.