— Здесь есть кто-то, с кем вам по пути? — спросил я.

— Да нет… Вы не беспокойтесь. Если что, я могу за себя постоять.

Не сомневаюсь. Однако под ее бравадой была заметна нервозность.

— Я вас подброшу, — сказал я.

Вернувшись домой, я устроился за столиком в саду. Ночь теплая, ни дуновения ветерка. Я откинул голову и засмотрелся на звезды. Луна обещала вскоре стать полной и висела в небе асимметричным белым диском, окутанным дымкой гало. Полюбоваться ее щербатым силуэтом не получилось: взгляд сам собой опускался все ниже и ниже, пока наконец не уткнулся в затененный лес напротив, через поле.

Обычно мне очень нравился этот вид, даже ночью. Однако сейчас при взгляде на непроницаемую массу деревьев становилось не по себе.

Я вошел в дом, плеснул в стакан немного виски и вернулся в сад. Уже за полночь, завтра рано вставать, и все же я цеплялся за любой предлог, лишь бы потянуть время. К тому же в голове вертелось слишком много мыслей, чтобы легко уснуть. Я проводил Дженни к небольшому коттеджу, который она снимала на пару с еще одной молодой женщиной. В конечном итоге моя машина не понадобилась. Стояла теплая ясная ночь, а Дженни жила всего-то в полумиле от кабачка. Пока мы шли, она немного рассказала о своей работе и детях, которых учила. Лишь один-единственный раз она упомянула о прошлом, о том, что преподавала в одной из школ Нориджа. Впрочем, она тут же проскочила это место, похоронив недосказанное в потоке слов. Я сделал вид, что ничего не заметил. Пытается ли она умолчать о чем-то или нет — в любом случае не мое дело.

Когда мы узким переулком подходили к ее дому, по соседству внезапно затявкала лисица. Дженни схватила меня за руку.

— Извините, — тут же сказала она и, отдернув пальцы, будто обжегшись, смущенно рассмеялась. — А вы, наверное, думали, что я привыкла здесь жить…

После этого маленького инцидента между нами возникла какая-то неловкость. Когда мы добрались, она остановилась у калитки.

— Спасибо…

— Ну что вы…

В последний раз улыбнувшись, она быстро исчезла в доме. Я подождал, пока щелкнет замок, и только потом отправился обратно. Проходя по темному поселку, я все еще чувствовал ее пальцы на своей руке.

Я отпил виски, поморщившись при мысли, до какой степени разволновался от случайного прикосновения некоей молодой женщины. Ничего удивительного, что она после этого притихла.

Я прикончил выпивку и пошел в дом. В подсознании копошилось что-то еще, какое-то незаконченное дело… Пришлось напрячься, и тут я вспомнил. Скотт Бреннер. Я вовсе не уверен, что его брат позволит рассказать полиции про силок. Может, ерунда, однако Маккензи должен обо всем этом узнать. Я отыскал его визитку и позвонил на мобильник. Время — почти час, но я всегда могу записать послание на автоответчик.

Впрочем, трубку поднял сам инспектор, после первого звонка.

— Да?

— Это Дэвид Хантер, — сказал я, немного растерявшись. — Я знаю, уже поздно, извините. Просто хотел проверить: вы говорили со Скоттом Бреннером?

В наступившей паузе явственно слышались раздражение и усталость.

— С кем, с кем?

Я рассказал о случившемся, и с инспектора мигом слетела вся вялость.

— Где это произошло?

— Возле старой мельницы, примерно с милю от поселка. Вы думаете, есть связь?

В ответ послышался звук, на расшифровку которого ушло несколько секунд: скрежет щетины о ладонь. Трет лицо?

— А ну его к черту… Все равно завтра об этом объявим официально, — сказал он. — Сегодня вечером пострадали два моих сотрудника. Один попал в проволочный силок, а второй угодил ногой в яму с заостренным колышком.

В голосе инспектора прорезалась злость:

— Получается, похититель Лин Меткалф ожидал, что мы начнем за ним охоту.

Той ночью переход от сна к яви прошел без потрясений. Я просто очнулся с открытыми глазами, уставившись сквозь окно в водопад лунного света. Я по-прежнему лежал в кровати, и в этот раз ночное бродяжничество ограничилось рамками сна. Но в голове остались воспоминания, яркие и живые, словно я просто перешел из одной комнаты в другую.

Одна и та же обстановка. Дом, который я ни разу не видел в своей реальной жизни. Я знал, что этого места не существует, и все равно воспринимал его как свой дом. В нем — Кара и Алиса, живые и невредимые, и мы обсуждали события минувшего дня. В общем-то ничего особенного. Все как при их жизни.

И после этого я просыпался и в который раз вспоминал, что они мертвы.

В голове вновь всплыли слова Линды Йейтс: «Сны приходят не так просто». Интересно, что она сказала бы про мой случай? Могу себе представить, что подумает психиатр или даже психолог-дилетант вроде Генри. Увы, мои сны не поддаются каким-либо изящным объяснениям. В них — логика и реальность, которые ох как далеки от простых видений. И хотя я сам едва ли готов это признать, что-то во мне отказывалось верить, будто они — просто сны, и ничего другого.

Впрочем, поверить этому — значит сделать первый шаг на страшном пути. Потому как есть только один способ воссоединиться с семьей, и я знал, что он обернется жестом отчаяния, а не любви.

А иногда мне становилось все равно, вот в чем беда-то…

На следующее утро еще два человека угодили в ловушки, причем совсем в другом месте. Я находился в курсе всех дел, потому как в штате нашей амбулатории нет постоянной медсестры и мне пришлось лично обрабатывать раны в обоих случаях. Первым пострадавшим оказалась женщина-полицейский, которая проткнула себе икру, попав в замаскированную ямку с колышком. Как и со Скоттом Бреннером, я сделал все, что мог, и отправил ее в больницу зашивать рану. Вторая травма, у Дана Марсдена, местного сельхозрабочего, оказалась не столь глубокой: проволока лишь частично прорезала его крепкий кожаный ботинок.