— Черт возьми, Дэвид, неужели нельзя было добить Мейсона?! Я мог бы тогда рискнуть, даже с этой девчонкой! А ты не оставил мне выбора!!!

Гневный вопль разочарования эхом прокатился по коридору. Генри потер кожу на лбу и замер, уставившись в никуда. Так прошло с минуту, а потом он глухо сказал:

— Что ж, пора.

Он начал приподниматься со стула, и тощая, собрав все силы, прыгнул на него.

Жалкая попытка отчаяния. Ноги отказали немедленно, и я мешком повалился на пол. Загрохотало опрокинутое кресло. Перед глазами снова завертелась, вздыбилась сумасшедшим углом комната. Я зажмурился, прощаясь с последней надеждой.

— Эх, Дэвид, Дэвид… — печально отреагировал Мейтланд.

Я лежал на раскачивающемся полу, беспомощно ожидая укола и той пелены мрака, что за ним наконец-то последует. Но нет, пока ничего не происходит. Я приоткрыл один глаз и, несмотря на головокружение, попробовал сфокусировать взгляд на Генри. Неуверенно держа шприц, он смотрел на меня чуть ли не с огорчением.

— Ты только хуже делаешь. Ведь ты же умрешь от этой инъекции. Пожалуйста, не вынуждай меня.

— Все равно… ты рано или поздно… — неразборчиво выдавил я.

Я попытался привстать. Руки отказывались повиноваться, а в голове гудел колокол. Тело обмякло, в глазах поплыл туман. Будто сквозь мутное стекло я видел, как Генри нагнулся и взял меня за кисть. Отнять руку не было сил, оставалось лишь смотреть, как игла упирается в нежную кожу предплечья. Мне надо подготовиться, надо сопротивляться, пусть даже все это бесполезно…

Впрочем, Генри так и не нажал на поршень. Медленно, ох как медленно, он отвел иглу.

— Нет, не могу я так… — пробормотал он и сунул шприц обратно в карман.

Сейчас туман полностью заволок поле зрения, в коридоре стемнело. Чувствовалось, как вновь засыпает мой разум. «Нет!» — отчаянно хватался я за остатки сознания, но они песком просачивались между пальцами. Мир исчез остался один только великий, ритмичный гул. «Сердце», — мелькнула смутная мысль.

Кто-то приподнял уже не мое, чужое тело. Его куда-то несут… Я открыл и тут же захлопнул глаза, чуть ли не до рвоты оглушенный калейдоскопом красок и форм. Тошноту удалось подавить, я дал себе слово больше не падать в обморок.

Какой-то лязгающий звук, затем холодный воздух лизнул лицо. Через прищуренные веки я вижу иссиня-черный купол неба. Кристально чистые созвездия то прячутся, то вновь выглядывают из-за рваных туч, несущихся на ветрах-невидимках.

Я глубоко вдохнул, стараясь прочистить мозг. Подскакивая на неровностях и похрустывая гравием, кресло-коляска держала курс на внедорожник. Странно, что сейчас все мои чувства невероятно остры, как бритва. Я слышу шорох ветвей на ветру, в носу щекочет сыроватый запах суглинка. Царапины и потеки грязи на «лендровере» кажутся огромными, словно континенты.

Дорожка вела на холм, и я слышал, как сопит Генри, толкая коляску. Очутившись наконец у машины, он остановился, глотая воздух. Я понимал, что надо попытаться еще раз, но до рук и ног эта идея не доходила. Отдышавшись, Генри решил добраться теперь до кабины. Придерживаясь за каталку, он обогнул ее деревянными, неуклюжими шажками и, обливаясь потом, обессиленно плюхнулся на подножку. Даже в лунном свете заметно, насколько бледна у него физиономия.

Натужно хрипя, он вскинул взгляд. Наши глаза встретились, и Генри слабо усмехнулся:

— Что… очнулся? — Не поднимаясь с подножки, он нагнулся вперед и просунул руки мне под мышки. — Итак, Дэвид, выходим на финишную прямую. А ну-ка…

Несколько лет, проведенных в инвалидной коляске, не прошли даром, и теперь в руках Генри скопилась изрядная сила. Мои бока словно зажали в клещи. Крякнув, он оторвал меня от сиденья и попытался затащить в машину. Я тут же уцепился за дверцу и повис на ней, раскачиваясь.

— Дэвид, прекрати, что за глупости, — пробурчал он и, посапывая, принялся отгибать мне пальцы.

Я угрюмо держался.

— Да ты отцепишься наконец или нет?!

Он меня одолел, дернув так, что я лицом приложился о кромку дверцы. Вспыхнули звезды, и секундой позже я очутился на жестком стальном полу «лендровера».

— Ох, Дэвид, видит Бог, я не хотел, — сказал Генри, вынул платок и стал промокать мне лоб. Ткань тут же окрасилась темными, влажно блестевшими пятнами. Он некоторое время смотрел на них, потом откинулся спиной на дверную стойку и закрыл глаза. — Господи, что за бред…