Я сел. Вода покрылась известковой пеной и стала непрозрачной.

— Можете войти.

Дверь открылась не сразу. Полотенце висело на руке Матильды. Не глядя в мою сторону, она повесила его на стоявший у стены венский стул.

— Достанете?

— Отлично. Спасибо.

Возникла неловкая пауза. Матильда собралась уходить.

— Думаю, бинт можно снять, — сказал я. — Промыть раны.

— Хорошо.

Матильда посмотрела на мою ногу, лежавшую на бортике ванны. Я ждал, догадываясь, что произойдет дальше.

— Я вам помогу.

Она села на край ванны, и я приподнял ногу, чтобы ей было удобнее размотать бинт. Тишину нарушали лишь тихий шорох марли и звук падающих из крана капель. Голая нога показалась мне бледной и тощей, незнакомой, будто чужой. Нанесенные капканом раны затянулись и стали похожи на покрытые коростой, сморщенные рты. Выглядели они по-прежнему страшно, но воспаление уменьшилось. Я давно покончил с антибиотиками, а болеутоляющее в последний раз принимал от головной боли с похмелья.

Прикосновения Матильды стали мягче, когда она наклонилась рассмотреть ступню. Ткань ее рубашки коснулась пальцев на ноге.

— Не пора снимать швы? — спросил я.

— Нет.

На мой взгляд, было уже можно.

— Сколько еще ждать?

— Недолго. Но уже сейчас бинт можно снимать на ночь. Ранам полезно подсыхать на воздухе.

Я опустил ногу в ванну, и Матильда встала с бортика. Я ощущал ее присутствие, моя лежавшая на краю ванны рука находилась всего в нескольких дюймах от ее ноги. Мы не глядели друг на друга, но мне вдруг стало ясно, что она чувствует то же, что и я.

— Мне надо возвращаться в кухню, — сказала Матильда. — Готовить обед.

Пар, казалось, сгустился вокруг нас и своим покровом скрыл от остального дома. Стоило мне пошевелить рукой, и я бы ее коснулся. Матильда не смотрела на меня, однако я заметил, что ее губы пусть немного, но раскрылись, а щеки порозовели не только от жары. Я начал поднимать руку, но Матильда, словно между нами существовала невидимая связь, в то же мгновение отступила назад.

— Завтра наложу вам новый бинт.

Я схватился за край ванны и слегка подтянулся в воде, будто только это и собирался сделать.

— Хорошо. Спасибо.

Пар взвился клубами, когда Матильда открыла и закрыла за собой дверь. После ее ухода в ванной еще некоторое время держался ее запах. Соскользнув вниз, я погрузился в воду, и мир домашних звуков сменило подводное эхо ударов и треска. Закрыв глаза, я представлял, как возвращается и стоит надо мной Матильда. Или не она, а Греттен.

Или Арно.

При этой мысли я выскочил из горячей воды, но в ванной никого не было, кроме пляшущих в невидимых струях воздуха демонов пара. «А ведь перегрелась тут не только вода», — подумал я.

И, взяв мыло, принялся смывать с себя грязь.

Лондон

— Кто такой Жюль?

Джез застыл, не донеся до рта сандвич со свиной грудинкой. Покосился на меня и положил его на тарелку.

— Какой Жюль?

Мы сидели в кафе неподалеку от нашей лингвистической школы, которая представляла собой лишь несколько комнат над конторой страховых маклеров. Кафе было маленьким, пропахло жареной едой и перестоявшим чаем, и под окном проходила шумная дорога. Но ходить сюда было удобно, и Джез закрывал глаза на эстетическую сторону вопроса, отдавая должное низким ценам.

— Жюль, тот что с Хлоей.

Он попытался изобразить удивление.

— Э-э-э… нет, не думаю…

Враль из него был никудышный; и если у меня еще оставалась надежда, что я мог ошибаться, то теперь она угасла.

— Кто он?

— С чего ты взял, что я знаю?

— С того, что ты живешь с Жасмин, а Хлоя ее лучшая подруга.

— Спроси саму Хлою.

— Она мне ничего не говорит. Колись, Джез.

Он с несчастным видом почесал затылок.

— Жасмин взяла с меня слово, что я ничего не скажу.

— Я ей не признаюсь. Все останется между нами. Прошу тебя.

Джез вздохнул.

— Он бывший дружок Хлои, полное дерьмо. Но она с ним расплевалась сто лет назад. Теперь это все в прошлом.

Я посмотрел в чашку с кофе.

— У меня такое впечатление, что она с ним снова встречается.

Джез поморщился.

— Вот черт! Сочувствую, старичок.

— Жасмин знает?

— Что Хлоя с ним встречается? Сомневаюсь. Но если бы знала, мне бы не сообщила. Она его терпеть не может.