Однако новизна стала быстро проходить. Я начал забывать, каково жить с перевязанной бинтами ступней. У меня возникло странное чувство, будто все возвращается на круги своя — к моменту до того, как я попал в капкан, словно нить жизни стремится соединить разрыв, устроенный железными зубьями ловушки. Но даже теперь я остерегался слишком нагружать больную ногу и, прогуливаясь по вечерам к озеру, брал с собой палку. Понимал, что трость скорее психологическая поддержка, нежели физическая, но не зацикливался на этом. Когда нога окончательно выздоровеет, я смогу уйти с фермы. Но пока я был к этому не готов.

Я поднялся на свое излюбленное место на обрыве и устроился у ствола каштана. Передо мной лежало безмятежное озеро. Ни малейшей ряби — даже утки в это время дня не бороздили его зеркальную поверхность. Однако и здесь происходили перемены. Время летело, хотя я этого не замечал. Листья на деревьях стали темнее, чем когда я впервые сюда пришел. И хотя по-прежнему было жарко, солнечные лучи казались резче. Сезон, а вместе с ним и погода готовились сделать поворот. Я потер запястье, где раньше носил часы, и взглянул на темное пятно облаков на горизонте.

Был момент, когда я не мог представить зиму в здешних местах. Теперь представлял.

Край облака подполз еще ближе и, загораживая солнце, сгустил преждевременно сумерки. В воздухе запахло дождем, лишь статуи стояли среди деревьев, как прежде. Пан неистово скакал, а женщина под вуалью укоризненно склоняла голову. Под темнеющим небом похожее на кровь пятно на песчанике выделялось ярче обычного.

— Привет!

Я остановился. В просвете между деревьев, где мы с Арно спилили серебристую березу, сидела Греттен. На сей раз с ней не было ни Мишеля, ни Лулу. Она в одиночестве плела косичку из растущих в луговой траве маленьких белых цветочков. По ее довольному выражению лица я догадался, что она устроила на меня засаду.

— Я тебя не заметил. Что ты тут делаешь?

— Тебя ищу. — Греттен поднялась и связала косичку в венок. — Ты обещал позаниматься сегодня со мной английским. Забыл?

Что-то она такое говорила в кухне, но я твердо помнил, что ничего не обещал.

— Извини. Давай в другой раз. Мне надо поработать.

— Зачем спешить? — Греттен все с той же будоражащей улыбкой двинулась ко мне, и на мгновение я подумал, что венок сплетен для меня, и машинально отступил. Но Греттен прошла мимо, и так близко, что ее легкое платье задело меня. Венок она накинула на шею каменной нимфы.

— Ну как?

— Замечательно. Но мне пора.

Сказать было легче, чем сделать. Греттен встала у меня на пути, а когда я попытался обойти ее, сделала шаг в сторону, преграждая дорогу.

— Куда же ты? — усмехнулась она.

— Я тебе уже сказал — работать.

— Нет. — Греттен покачала головой. — Ты должен мне урок английского.

— Завтра.

— А если я не хочу ждать?

Ее улыбка была озорной и немного угрожающей. Я еле сдержал порыв снова попытаться уйти от нее.

— Твой отец меня хватится, — произнес я.

— Папа спит и не узнает, что ты задержался.

— Матильда узнает.

— Почему тебя всегда волнует, что думает Матильда?

— Нисколько, — заверил я. — Послушай, мне надо идти.

Мгновение Греттен сверлила меня взглядом, затем сделала вид, будто обиделась.

— Хорошо, но при одном условии: подай мне венок. — Греттен показала на цветочное ожерелье на шее статуи.

— Зачем?

— Увидишь.

Вздохнув, я подошел к нимфе и потянулся за цветами. Сзади раздался шорох. Я обернулся: платье соскользнуло с Греттен; под ним ничего не было. Она осталась голой.

— Ну? — Греттен сияла. Воздух в лесу внезапно сгустился и стал плотным. Она сделала шаг ко мне. — Признайся, а ведь Матильда выглядит совсем не так?

— Греттен… — начал я и вдруг услышал звук мотора.

Посмотрел поверх ее плеча — по дороге ехал старенький «Ситроен» Жоржа. Я был так потрясен, что не мог пошевелиться. Хотя предпринимать что-либо было поздно. Сидящий за рулем старикашка показался мне сморщенным школьником — не заметить нас он не мог. Но даже если удивился, увидев посредине дороги обнаженную Греттен, то виду не подал. «Ситроен» приближался, но на лице Жоржа было не больше эмоций, чем в тот момент, когда он убивал свинью. В следующую секунду машина свернула на развилке к свинарнику и исчезла за деревьями.

Звук мотора стих. Греттен еще долго провожала глазами «Ситроен», а затем повернулась и испуганно посмотрела на меня.

— Как ты думаешь, он меня заметил?

— Если только не ослеп. Одевайся.

Она послушалась. А я не стал ее ждать. Оставил в лесу и направился на ферму, тыкая тростью в песчаную колею. Смысл случившегося стал доходить до меня. Бог знает, что предпримет Арно, когда ему станет известно о том, что произошло. Разумеется, не поверит, что не я был инициатором раздевания Греттен и что между нами ничего не было. Но по дороге через виноградник я тревожился не о реакции Арно.