От этого никуда не деться.

Я выпустил дым к потолку. Понял, что нужно возвращаться. Мысль, что произойдет после того, как я окажусь в Англии, меня по-прежнему пугала. Но ради душевного спокойствия я должен ответить за то, что совершил. Но как только вспоминал о Матильде и представлял, что, возможно, хочет от меня она, решимость таяла.

Существовала еще одна проблема — пластиковый пакет из машины Жюля, который так и лежал там, где я спрятал его после прихода жандармов. Оставлять пакет на чердаке нельзя, но и тащить обратно в Англию килограмм кокаина нельзя.

Что же с ним делать?

Спертая влажная атмосфера чердака давила и мешала думать, и я подошел к окну. За виноградником и лесом едва заметно серебрилось в темноте озеро. Его вид внезапно дал мне ощущение цели. Матильда придет не сейчас, а я ведь хотел поплавать, когда сниму швы.

Вот он — мой последний шанс.

Я спускался с чердака без лампы, нащупывая ногами знакомые деревянные ступени. В открытую дверь амбара струился лунный свет и выхватывал из сумрака бетонный пол с трещиной, из-за которой я чуть не сошел с ума. Теперь, выходя на улицу, я почти не вспомнил о ней.

Дождь больше не моросил. Вечер благоухал ароматами, свежий ветерок шевелил виноградные листья. Рваные облака заслоняли полную луну и бросали на поля бегущие тени. В лесу от непрекращающегося движения стоял неумолкающий шорох. С ветвей падали капли, среди деревьев прятались темные статуи. Сплетенный Греттен венок из белых цветов вспыхнул на шее нимфы, когда его коснулся лунный луч, и погас в тени от набежавшего облака.

Каменные идолы остались позади, впереди простиралось озеро. В воздухе ощущался металлический привкус, темная поверхность воды трепетала от легкого ветерка. Впереди что-то зашевелилось, и я замер, но это оказалась всего лишь нахохлившаяся, решившая почистить перышки утка. Снова вышла луна, и я заметил, что птиц на берегу много — испещрили, как камни, все пространство у воды. Я направлялся к покрытому галькой мысу и на ходу раздевался. Босые ноги казались друг другу не парой: одна была здоровой и знакомой, другая — тонкая и бледная — исполосована красными рубцами.

Когда я шагнул в озеро, от холодной воды перехватило дыхание. Вскоре вода подошла к бедрам, и я поднялся на цыпочки, а затем побрел дальше. Но когда дно стало резко уходить из-под ног, помедлил, прежде чем окунуться.

Впечатление было такое, словно я нырнул в лед. Вода сомкнулась над головой, и холод полился в уши. Я вынырнул и поплыл неуклюжим кролем, направляясь к середине озера и старясь интенсивными движениями разогнать кровь в затекших руках и ногах. Отдувался, колотил по воде и, оглянувшись, увидел, какой рваный след оставлял на поверхности. Все здесь казалось иным — странным и неподвижным. Озеро — глубоким, бездонным. Внизу блеснула серебром попавшая в лунный свет рыба. Взглянув в глубину, я увидел распростертое в черноте собственное тело — тускло-бледное, казавшееся бескровным.

Боже, как это было здорово! Я опять поплыл, на сей раз легким брассом. Впереди возвышался обрыв, на котором я провел так много вечеров, и над ним на фоне неба простирал свои ветви, как крылья, старый каштан. Его вид напомнил мне день, когда я был здесь в прошлый раз, и радость моментально угасла.

Я хотел поплавать в озере — и вот сделал это. Нет смысла тут дольше оставаться. Я стал поворачивать и вдруг коснулся ступней чего-то твердого. Отдернул ногу, сообразив, что дотронулся до скалы, какую видел с берега. Опять осторожно вытянул ногу.

И снова отпрянул. Скала была гладкой, но не той гладкостью, которая присуща водорослям или тине. Ощущение было таким, словно я коснулся полированной поверхности. Я опустил ногу, затем другую, пока на что-то не встал. Вода доходила мне до подбородка. Поверхность была ровной, слегка вогнутой, испещренной маленькими раковинами коррозии. Но я и без коррозии сообразил, что подо мной не камень, а автомобильная крыша.

Я ощупал пальцами ног поверхность, пытаясь определить форму. Внезапно ступня соскользнула с края, и я лишился опоры — теперь подо мной была только вода. Озеро сомкнулось над головой, и я, задыхаясь и откашливаясь, барахтался, пока снова не оказался на крыше. Теперь по крайней мере стало ясно, что на дне не легковая машина — для легковой крыша слишком короткая и узкая.

Скорее кабина грузовика.

Чувствуя, что начал дрожать, я посмотрел на берег. Далековато, чтобы доехать сюда по топкой, проваливающейся почве. Нет, единственный способ утонуть в этом месте — упасть с обрыва. Я взглянул на нависающий над водой высокий берег и постарался представить, что за несчастный случай занес сюда незадачливую машину. Но озеро в стороне от дороги — случайной аварии быть не могло, грузовик утопили специально.

Мне очень хотелось поплыть назад и одеться, но об этом не могло быть и речи, пока я не выяснил, что к чему. Глубоко вдохнув, я нырнул и почувствовал, как холод ледяными стрелами вонзился в уши. Из-за облака выглянула луна, и на глубину с поверхности просочился неземной свет. Подо мной темнел кузов автомобиля. Я понял, что это пикап. На плоской платформе за кабиной ничего не было. Я опустился глубже, и грудь стало распирать. Вот что значит слишком много курить. Тело рвалось из воды, и я, чтобы не выскочить пробкой на поверхность, ухватился за ручку дверцы. Но в следующее мгновение рука чуть не выпустила ее, когда дверца начала открываться.

Сердце гулко стучало, я, подтянувшись, заглянул в туманное, полное теней пространство кабины. Отсчитывая удары пульса, пытался что-то рассмотреть. Но в этот момент луну закрыла тень, и на глубине опять воцарился мрак. Я выпустил ручку дверцы и, вырвавшись в ночной воздух, глотал его взахлеб, пока не стихли в висках молотки.

Пусто.

В кабине я ничего не заметил: ни большой тени, ни медленного колебания рук и ног. Я подумал, не нырнуть ли еще разок, чтобы разглядеть внимательнее, но от этой мысли по коже поползли мурашки, и я не сумел заставить себя снова погрузиться под воду.