Шрифт:
— Следующий!
Мужчина в майке опустился на колени прямо перед дверью, широко перекрестился, стукнулся три раза лбом об пол и только после этого встал, осторожно касаясь дверной ручки. Странный тип, но каких только людей не бывает в Ордене бесогонов. Система придирчиво отбирает практически всех, кто способен видеть нечисть и готов давать ей отпор, а вот сложность задания определяется уже исходя из сил и опыта каждого индивидуума отдельно. Возможно, нам ещё дают не самые сложные.
— Тётенька Якутянка больше не придёт? Я её кусь не успел…
— Уверен, что у тебя ещё будет шанс.
— Ты добрый, лизь тебя!
— Следующий!
Мы встали и прошли в офисный кабинет, где за рабочим столом восседал чёрный ангел в строгом сером костюме-тройке. На его набриолиненном проборе могла бы поскользнуться любая блоха и сломать себе ногу. В глазах Дезмо читались презрение и скука.
— Агент Фролов, для вас есть…
— И Гесс, не обижай собаченьку!
— Агент Фролов и его доберман Гесс, — без малейшего раздражения поправился он, — для вас есть задание. Вторая мировая война, оккупированный фашистами Париж, мастерская испанского художника Пабло Диего Пикассо. Бес гордыни и чрезмерной храбрости. Ваша задача — спасти гения от него же самого.
— Имеется в виду история с «Герникой»?
— Да. Но в целом всё тоньше, как вы помните (если помните, конечно), Адольф Гитлер (сам несложившийся художник) ненавидел абстрактное искусство, считая его первым признаком разложения нации. А именно в этот исторический период Пикассо почти отошёл от реализма, полностью посвятив себя новым течениям.
— Ничего не понял, — жалобно обернулся ко мне мой пёс. — Кого кусь-то?
— Марту, — ответил ему Дезмо. — Она отвечает за это задание и встретит вас уже в мастерской. Постарайтесь, чтоб девушка не пострадала. Надеюсь, хоть с этим вы способны справиться?
Чёрный ангел закончил речь риторическим вопросом и нажал на клавишу компьютера.
В общем, из светлого офиса Системы неведомая сила неумолимого прогресса научной мысли перенесла нас в сумрачный холодный коридор неизвестного дома. Пахло варёной картошкой, сыростью и несвежим бельём. В конце коридора светилось небольшое окно, где в утреннем мареве угадывались классические пропорции Эйфелевой башни.
— Мы в Париже. — Я сентиментально выдохнул облачко пара. — Город влюблённых, вина и сыра!
— А мясико?
— Мясо по-французски тебе понравится. Э-э…
На меня смотрел мой доберман в той же зимней шапке со звездой и фуфайке. То есть его никак не изменили, а кто же сейчас я?
— Ты Тео, мой любимый хозяин и друг! Я хороший мальчик? Погладь мой зад.
Так, значит, на этот раз Дезмо даже изменение личин для нас не обеспечил. И это при условии, что мы находимся в центре города, захваченного войсками Третьего рейха. Да каждый второй немецкий офицер только и мечтает, как заполучить себе благородную собаку герра Добермана в форме белорусского партизана! Ну вот и как прикажете этого гада с крылышками потом называть?
— Идём?
— Куда?
— К Марте. — Гесс уверенно мотнул мордой в сторону одной из дверей. Ни номера квартиры, ни таблички там не было, но и не доверять чуткому носу моего напарника тоже глупо. Если он утверждает, что она там, значит…
Я вежливо постучал в дверь.
— Que diablos?![19]
— Доброе утро, месье Пикассо! — прокричал я, надеясь быть услышанным. — Откройте, пожалуйста, у нас неотложное дело!
— У вас? Вас там много?
— Двое, я и мой пёс.
— А-а, так что же вы сразу не сказали, что с вами собака. — В двери раздался скрежет поворачиваемого ключа, и мы вошли в чуть более отапливаемое помещение.
Ну как, градуса на два теплее, чем в коридоре, пар изо рта почти не вылетал. Ключевое слово «почти». Мастерская была достаточно просторной, поэтому маленькая чугунная печь никак не могла её спасти, два стула, табурет, узкая кровать в углу, стены почти от потолка и до пола увешаны картинами, от ярких цветов и сумасшедших линий пестрело в глазах…
— Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо, Малага, Испания. Чем обязан?
— Федя, из России, — скромно представился я. — Можно Тео, это для своих.
— О, рот фронт! Вы тоже боретесь с фашизмом. — Великий художник, уже активно лысеющий, с двухдневной щетиной на подбородке и пронзительными карими глазами в обрамлении длиннющих ресниц, протянул мне руку. Я пожал её, на пальцах остались следы синей масляной краски.
— Прошу прощения, что вынужден отрывать вас от творчества, но… — Вот только тут я заметил Марту. Декарт мне в печень, она позировала маэстро!