– Я вправе и вас спросить о том же. Скоро мы все узнаем. Проходите, садитесь. Но сначала разденьтесь, прошу вас.

В комнате был диван, низкий столик, на котором стояли чайные приборы и серебряный чайник, на углу ковра таял занесенный кем-то с улицы снег, мне даже показалось, что я вижу мокрые собачьи следы.

– Я, собственно говоря, ищу собаку, ее зовут…

– Джим?

– Маркус.

– Что за нелепое имя? Эй, Джим, сюда!

– Откуда-то снизу раздалось рычание и хруст.

– Не хочет, – удивился мужчина. Он встал на колени и заглянул под столик. – Все понятно, грызет кость, и это надолго.

Выпрямившись, он отряхнул брюки прямыми ладонями и протянул руку:

– Так здравствуйте же, посланница.

– Здравствуйте, простите, не знаю вашего имени. Вы точно это обо мне?

– Разумеется, – оскорбился, но тут же просиял улыбкой странный человек. – Вас прислала сама судьба, ибо было предсказано, что в ночь первой метели этого года ко мне пришлют того, кто найдет и раскроет все неясные обстоятельства одной истории, начавшейся очень давно. Но сначала вы должны согреться.

Мне протянули чашку, она была серебряной, и стояла на серебряном блюдце. Щипцами он бросил маленький квадратик сахара, взметнувшаяся чайная капля упала на основание моего большого пальца, блюдце тоже стало горячим. Я не знала, что делать, и поставила прибор на столик, глядя, как он наливает себе из чайника в такую же чашку напиток янтарного цвета. Аромат достиг ноздрей – чайный, без сомнения, с легким жасминовым привкусом. Первый же глоток наполнил меня теплом, растекаясь по телу, начиная от губ, через горло и пищевод распространилось оно блаженством согревания, оттаивания, и породило доверие к странным обстоятельствам, которые, тем не менее, требовали прояснения. Но мои вопросы не успели прозвучать.

– Вижу ваше недоумение, гостья. Но я слишком долго ждал, чтобы дать вам уйти, не использовав шанс понять то, что произошло много лет назад.

В метель, подобную этой, возможно всякое, – промелькнуло в моем сознании. Я невольно вздрогнула от скрипа и грохота резко закрытой входной двери. Разве там была дверь? Там всегда была ниша, а что в ней, могло быть, кроме помещения для сбора мусора? А это не мусороприемник, где стоят огромные баки, контейнеры, что дворники в половине шестого вывозят на помойку – это секретный вход, оказывается!

– Простите, а здесь много квартир? – спросила я.

– Но вы же видели, вы проходили по коридору, разве там нет номеров? Сколько вы насчитали?

– Ваша тридцать четвертая, а там тридцать пятая и тридцать шестая.

Таблички с номерами отпечатались в зрительной памяти, с их латунными знаками, на обшарпанных и чем-то замазанных дверях.

– Всего три, значит.

– И все три – мои. То есть, по сути, это лабиринт из квартир. Моя собственная пирамида.

– Как это?

– Можете сами убедиться, прошу вас.

Хозяин сделал приглашающий жест, и пришлось следовать за ним. Далее оказалась смежная комната, за ней вторая, и третья, всего я насчитала одиннадцать, их соединяли промежуточные помещения, бывшие кухни или кладовки, они не имели окон, как и комнаты, вдруг осознала я сей непонятный факт. Во всех этих квартирах мы заставали ту же самую тетку в телогрейке, с ведром и рабочим инструментом в руках. То она скребла стены, очищая их от старых обоев, то стояла на высокой стремянке под самым потолком, то несла воду в ведре, от которого валил пар. Или это были сестры-тройняшки? Впрочем, я не пыталась определить их идентичность – телогрейки у них были одинаковые, это единственное, в чем можно было присягнуть. Пахло штукатуркой, цементом, клеем, и запахи странным образом волновали. Пройдя этот лабиринт, мы вернулись по коридору в первую комнату за номером тридцать четыре, где опять уселись за столик – теперь там стояла ваза с печеньем, пахло выпечкой и почему-то кофе. Здесь было тепло и уютно после тех обшарпанных комнат.

– Вы говорили… о моей миссии, – напомнила я, пытаясь вернуть мужчину к разговору, предшествующему нашей экскурсии.

– Не стоит так торопиться, – он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Но мне надо домой, – робко возразила я, – и собака моя убежала, а погода такая, что он замерзнет…

– Джим! – крикнул мужчина. Из-под столика показалась собачья морда. Это был Маркус, как я с удивлением поняла.

– Маркус, ко мне! – приказала я, но он, пуская слюни на длинную кость, что торчала в его зубах, заворчал и снова спрятался.

– Нет, как вам это нравится?

Я действительно была возмущена таким непослушанием: Маркус, мой верный пес, отзывался на кличку Джим, обосновался в чужом месте и променял хозяйку на косточку!

Усмешка мужчины обидела меня – казалось, он забавлялся ситуацией.

– Знаете, мне почему-то кажется, что мы с вами раньше встречались, – сказала я.

– Возможно, и, если вы напомните мне, как это было, я могу подтвердить или опровергнуть это, – сказал он.

И я вспомнила то, что было в годы, которые принято было называть эпохой застоя. Это и была эпоха, тогда казалось, нескончаемая.