– А у вас часто там застревает что-нибудь?

– Где там?

– Ну, в волосиках.

Мне кажется или она как бы случайно опустила взгляд на мой пах? Сейчас, благо, смотрит в лицо.

– У меня там ничего не застревает.

– Никогда-никогда?

– До этого дня никогда.

– Рыбой, наверное, воняет, да, если капнете? – кувалду мне. Да потяжелее.

– Нет. Не воняет.

– А крошки?

– Что крошки?

– Застревают в вашей бороде? – да твою ж мать. – Ну или как это зовется? Полуборода? Растительность?

– У меня ничего нигде не застревает.

– А чем ее моете?

– Пемолюксом, – не выдерживаю я и утыкаюсь взглядом в тарелку, продолжая нагружать печень и поджелудочную.

К похотливым взглядам антикварной тетки, по возрасту напоминающую мою покойную бабку, я уже привык. А вот то, что мой пах сейчас совершенно точно подвергается пристальному осмотру моей будущей супруги, нет. Чего тебе надобно там, Настенька? Не для тебя хозяйство выращено. Не выдерживаю и все же перевожу на нее взгляд.

– Что-то не так, Анастасия?

– У вас пожар в промежности.

– Что?

– Жук. Пожарник в простонародье.

Опускаю взгляд вниз. Не врет, зараза. По моим брюкам действительно ползет какая-то мерзость. Смахиваю тварь и придавливаю носком.

– Зря. Убить жука – накликать беду. Примета такая.

– Уже накликал, – Настей зовется. – Не страшно.

Собравшиеся продолжают гудеть за столом, постоянно опрокидывая в себя рюмки водки.

– Вадим Викторович, вы не хотели бы сказать несколько слов о Жене? – не унимается бабка, приставшая ко мне на кладбище. – Да и помянете, – пододвигает ко мне рюмку водки. Нехотя встаю из-за стола и беру рюмку. И с чего начать? На кой черт вообще сюда поперся? Импровизируй, Даровский.

– Женька был хорошим мужиком. Несмотря на болезнь, он не сломался, – от чего-то гул за столом стих и все пялятся на меня чуть ли не разинув рот. – Даже после того, как ему ампутировали ноги, он все равно не сдался, – как ни в чем не бывало продолжаю я и тут же замираю, когда ловлю на себе очень недобрые взгляды.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Нет. День. Хата. Фонарь скоро будет у меня под глазом, судя по тому, как зловеще на меня смотрит один из мужиков. А вместо аптеки подорожник. Смеркалось. Смердело, вашу мать. Какого черта здесь происходит?

Взгляд как-то сам падает на фотографию в глубине шкафа, перевязанную черной ленточкой. И на фото вовсе не старик. Женя – это баба, а не мужик, точнее бабка. Перевожу взгляд на Настю. Вот тебе и Настенька Павловна. Хотя, какая она Павловна? Падловна. Не иначе.

Вот тебе и простушка деревенщина. Уела, так уела. Причем намеренно. Ох, какое выражение лица сейчас у Падловны. Торжествующее. Она даже не пытается скрыть улыбку, неотрывно смотря мне в глаза.

– Вадим Викторович имел в виду, что в прошлой жизни баба Женя была хорошим мужиком без ног. Реинкарнация то се. Пусть земля ей будет пухом, – прискорбно сообщает Настя, опрокидывая в себя рюмку водки.

Чуть поморщившись, вылезает из-за стола, оставляя меня наедине со сворой не очень доброжелательных деревенских жителей. И только антикварная тетка с похотливыми взглядами остается благосклонна к моей скромной персоне, после провальной речи.

Мне удается выбраться из дома покойной через несколько минут после ухода Насти. Но этого хватает, чтобы упустить ее из поля зрения. Ни в ее доме, ни в огороде ее не оказывается.

Благодаря мимо проходящему пацану, мне удается узнать, что Падловну видели направляющуюся в сторону озера. Благо все в пешей доступности.

Преимущество в этом Богом забытом месте все же есть. Природа здесь и вправду поражает. И не только она. В бескрайнем, по ощущениям, озере мелкая зараза устраивает самый настоящий заплыв. Кладу на траву пиджак, усаживаюсь на землю и принимаюсь наблюдать за паршивкой.

Плавает она как истинная спортсменка. По мере приближения к берегу совершенно точно замечает меня. На лице ни капли страха или сожаления. Смелая соплячка или просто дура?

– Не забыли тапочки забрать на память о Жене, Вадим Викторович? – усмехаясь произносит мелочь, не торопясь выйти из воды.

– И зачем ты это сделала?

– Да ездют тут всякие нехорошие люди. Я подумала, вы один их них. Проучить хотела.

– Один из кого?

– Из тех, кто хочет здесь все срубить и построить какие-то комплексы.

– Значит, я похож на нехорошего человека, который хочет стереть с лица земли вашу деревню?

– Внешне вы похожи на маньяка.

– Ну, какой же я маньяк, Настенька?

– Сексуальный.

– Без лишней скромности, я сексуальный, но не маньяк. И ваша земля мне не нужна. Я не собираюсь здесь что-либо строить. Я приехал сюда исключительно для того, чтобы отдохнуть от городской суеты. Не считаешь, что должна передо мной, как минимум, извиниться?