Удивившись этому, он поплыл, отталкиваясь всеми восемью конечностями… На этот раз удивление было куда сильнее. Шапи попытался осмотреть своё тело, но голова не поворачивалась. Он не видел ни рук, ни ног, но чувствовал, что конечностей восемь. Паника нахлынула на него, и он перестал двигаться. Тело, уже начавшее было подъём со дна, снова стало падать вниз. Из оцепенения его вывел вид большой акулы, двигавшейся прямо на него.

Он даже не столько видел, сколько чувствовал эту акулу – по звукам, какие она издавала и по движению воды, а ещё по… вкусу, что ли? Это было невозможно, но он чувствовал вкус этой акулы, не видя её самой, ведь впереди было слишком темно. Однако вся информация, полученная из воды, говорила – впереди акула. И хоть Шапи в жизни не видел акул, воображение мигом нарисовало ему огромную рыбину с треугольным плавником на спине и рядами острых зубов в пасти. Разум сказал Шапи, что акула опасна, но страх не приходил. Во-первых, ужас от первых чувств, полученных после выхода из раковины, был куда весомее какой-то акулы, а во-вторых, удивление от своих способностей смешивалось с уверенностью в своей неуязвимости.

И правда: акула вскоре тоже почуяла Шапи, однако приближаться не рискнула. Резко изменила направление и поспешила прочь. И почему-то это было естественно, не вызывало удивления.

Внезапно Шапи почувствовал ещё кое-что. Это было похоже на зов, исходящий издалека. Из сотен мест впереди и позади него, где-то вдали, его кто-то настойчиво звал. Не словами и даже не мыслями – а чувствами.

Он чувствовал нечто вроде долга отправиться навстречу каждому из сотен зовущих.

Но не отправился. Страх вернулся к Шапи, но уже не в виде парализующего ужаса – теперь это была паника. Он заработал всеми своими конечностями, стремясь ввысь. Ему страстно захотелось увидеть небо, вдохнуть воздуха, увидеть человека.

Подъём был долгий, но вот, наконец, тьма стала рассеиваться, а где-то наверху замерцали блики. Шапи уже видел – именно видел – косяки рыб вокруг, сверкающих серебристой чешуёй. Один из этих косяков пронёсся мимо, и Шапи застыл, завороженный этим зрелищем: сверкающая и переливающаяся серебристая волна, синхронно меняющая направление… А потом его настиг гул. Гул нарастал, и Шапи испугался, пытаясь найти источник звука. Рыбки, до того не приближающиеся к Шапи, вдруг окружили его, и он перестал что-либо понимать… А потом что-то сильно ударило его, подхватило и понесло. Он оказался прижат к тысячам трепыхающихся рыбёшек, окутан плотным водоворотом пузырей воздуха, его чувства смешались и уже не могли подсказать, что делать и куда двигаться.

Затем последовал грохот, и вдруг Шапи увидел небо. Бескрайнее серое небо с нависающими свинцовыми тучами, под которыми бурунами вздувалось такое же серое море. По волнам шёл корабль, и огромная железная рука на его палубе сжимала сеть, в которой находился Шапи. «Рука» двигалась, приближая сеть к кораблю. Набитую до отказа, похожую на мешок сеть медленно втащили на палубу, а вокруг появились люди в ярко-оранжевых одеждах, белых головных уборах, похожих на шлемы, и синих перчатках.

Сеть открылась, и её содержимое неукротимым потоком стало выливаться на палубу. Вместе с рыбой выпал наружу и Шапи. Заскользив по палубе, он вцепился во что-то своими конечностями – и только теперь их разглядел.

Его «руками» были тёмно-зелёные щупальца, теперь ухватившиеся за борт корабля.

Мужчины в оранжевом приблизились, удивлённо о чём-то переговариваясь. Их язык был непонятен Шапи, но тут один из мужчин посмотрел ему прямо в глаза, и всё переменилось. В мгновение ока Шапи узнал его язык, узнал о самом человеке всё до мельчайших деталей.

– Что это такое? Осьминог? – спросил мужчина.

– Не, на осьминога не похож, – ответил ему другой. – Я такого раньше не видал. Хотя, чёрт его знает…

Этот, второй, был толстым и бородатым – и тоже смотрел ему в глаза. И о нём Шапи узнал всё – всё, что знал о себе человек и даже то, чего не знал.

Более того, Шапи чувствовал, что может не только читать этих людей, но и управлять ими. От них исходила опасность, они были рыбаками и смотрели на Шапи как на улов, а значит, нужно было защищаться и бежать. Теперь, увидев небо и людей, Шапи хотел лишь одного – вернуться в пучины океана.

К Шапи приблизился третий мужчина с багром в руках. Этот не смотрел в глаза, только поднимал свою стальную палку для удара. Шапи понимал, что ему сейчас придёт конец, и схватился за разумы тех двоих, что успели посмотреть ему в глаза. Именно «схватился» – он словно запустил невидимые руки в их головы.

Те отреагировали мгновенно. Один обхватил мужчину с багром поперёк туловища, другой забрал у него багор, развернул его и со всей силы вогнал ему в грудь. Кто-то за пределами видимости закричал, и Шапи снова обратился к подавленной воле рыбаков. Бросив тело мёртвого товарища, они подошли к Шапи, подняли его на руки и выбросили, как он и хотел, за борт. Когда воды сомкнулись над ним, его закружил водоворот, и на какоето время Шапи не понимал, где находится. Сориентировавшись, он поспешил убраться от поверхности, такой страшной и смертельно опасной.

О том, что у него теперь вместо рук щупальца, Шапи старался не думать.

Происходило что-то ужасное, и легче было считать, что всё это – продолжение ужасного сна, в который он погрузился давным-давно, нежели пытаться вникнуть в суть кошмара. Зов, исходящий из глубин, теперь был настойчивее, и Шапи, не видя других вариантов, поплыл ему навстречу.

Кого бы он ни встречал по пути – акул, китов или осьминогов – все они старались убраться с его пути подальше. Что-то пугало их, Шапи это чувствовал. Лишь косяки мелких рыбёшек иногда встречались ему по пути, но вскоре исчезли и они, ведь Шапи опускался всё ниже и ниже. Его манила глубина. Свет снова быстро потускнел, а потом и вовсе исчез, и вновь остались лишь те странные чувства воды, на которые можно было полагаться почти так же уверенно, как и на зрение.