Доктора, двое мужчин средних лет, стояли в дверях палаты, переглядываясь с тяжелым выражением лиц. Один из них, старший, с сединой в висках, кивнул на тумбочку, где лежали аккуратно сложенные вещи Анны и конверт.

— Соболезную, молодой человек, — начал он, обращаясь к Кириллу, который стоял, опустив голову, лицо его было бледным, искаженным болью. — К сожалению, мы ничего не смогли сделать. Наши медсетры… они поступили опрометчиво. В последнее время с ней всё было в порядке, поэтому когда она попросилась прогуляться не услышали ничего сомнительного. Но после прогулки…мы нашли её тело в пару кварталов отсюда, на дороге. Было ясно…что она бросилась под машину.

Второй врач, помоложе, тихо добавил: — Водителя забрали полицейские недавно, если хотите его увидеть он должен быть в отделении недалеко.

— Мы… мы сделали всё возможное, — повторил старший врач, кладя руку на плечо Кирилла. — Но иногда… иногда… человек принимает решение, которое изменить уже невозможно.

Кирилл лишь кивнул, не в силах произнести ни слова. Его тело тряслось от рыданий, которые он сдерживал с огромным усилием. Он желал бы отменить тот момент, когда оставил её, не встав на её сторону, не проводив до клиники. Его отчаяние усиливалось от мысли, что он не защитил её, не поддержал в тот ужасный момент. Он представлял её ужас, одиночество, отчаяние, и каждая деталь усиливала его муку. Это был не просто порыв гнева, а глубокое чувство вины за то, что не смог стать той опорой, в которой она нуждалась. Он прокручивал в голове каждый момент, каждую фразу, каждый жест, и все его решения казались ошибочными. Он упустил шанс, шанс на искупление, шанс на прощение.

Настя, схватив письмо, вышла в коридор. Её пальцы дрожали, когда она разорвала конверт. Письмо было написано рукой Анны, почерк местами неровный, но буквы были выведены старательно, словно каждое слово было наполнено глубоким чувством.

"Моя дорогая Настя,

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Прости, что оставляю тебя с этим грузом, но я больше не могу жить с этой болью. Я не могу больше молчать. Виктор Баженов… он разрушил мою жизнь. Он изнасиловал меня. Это было ужасно, невыносимо, это сломало меня. Тело и душа были растерзаны. Я ненавидела себя, ненавидела всё. Я чувствовала себя грязной, сломанной игрушкой. И ненавидела Кирилла… сначала. Он был плодом этого ужасного поступка, ужасного напоминания о том, что со мной произошло. Я даже отказалась от него после родов, не могла смотреть на него. Не могла вынести этой постоянной боли, этого страха.

Но потом… потом он меня нашел. Кирилл. Он заботился обо мне, хотя я была ужасной матерью. И я… я полюбила его. По-настоящему полюбила. Он моя кровь, мой родной сын. И эта любовь, эта связь со своим ребенком, дала мне силы. Я захотела жить, излечиться, забыть всё это ужасное прошлое ради него. Хотела быть матерью, какой должна была быть, заботиться о нём, любить его так, как он заслуживает.

Но не смогла. Каждую ночь меня мучили кошмары, воспоминания возвращались как призраки. Я ненавидела Виктора Баженова, его счастливую жизнь, его безнаказанность. Я была уверена, что он до сих пор делает это с другими, что таких как я — много. В первый раз, когда я попыталась его обвинить, мои родители просто упекли меня в сумасшедший дом, сказав, что я всегда страдала от бреда. Поэтому я не могла открыто восстать против него. Потом появился Кирилл. Ради него я пыталась начать новую жизнь.

Но… услышав о его юбилее, я не сдержалась. Это был мой шанс, там было много людей, его друзей, его врагов. Но если бы я осталась жива после всего этого, мой отец снова бы отправил меня в тот ужасный дом. Чтобы меня услышали, мне нужно было умереть. Теперь моя история станет известна, вызоыут вопросы и споры. Надеюсь, это положет начало. Надеюсь, это поможет другим тоженабраться смелости.

Пожалуйста, помоги Кириллу. Он добрый, сильный, и он заслуживает счастья. Заботься о нём, пожалуйста.

Прости меня за всё. Прости, что я оставляю тебя с этим. Знай, что я тебя люблю.

Твоя Анна Николавна"

Настя, прочитав письмо, заплакала. Она знала, что нужно поддержать Кирилла, что её любовь и забота важны для него сейчас, как никогда. Она медленно вошла в палату, и увидела Кирилла, сидящего на стуле, голову опустив на колени. Она тихо подошла к нему, присела рядом и обняла его. В этот момент, понимание и сочувствие стали единственным светом в их общей, окутанной горем темноте.

Зал гудел. Виктор Баженов, виновник торжества, сиял, принимая поздравления. Никита, сжимая в руках тщательно выбранный подарок — старинную книгу в кожаном переплете, — чувствовал, как нарастает напряжение. Он не хотел, чтобы холодный, оценивающий взгляд отца скользнул по Жанне, заставляя её съёжиться от неловкости. Поэтому, несмотря на собственную потребность в поддержке, он оставил её сидеть за столиком, за окруженными цветами вазой. Жанна, понимая его опасения, лишь кивнула, её взгляд был полон сочувствия и молчаливой поддержки.

Никита медленно направился к отцу, чувствуя на себе множество взглядов. Ему казалось, что каждый шаг отзывается глухой болью в груди. Он старался идти прямо, сохраняя невозмутимое выражение лица, но внутри всё кипело от противоречивых эмоций. Виктор Баженов, наблюдая за приближением сына, почти незаметно кивнул кому-то из гостей, его взгляд задержался на Жанне. В этом взгляде Никита уловил не просто оценку, а что-то большее — удовлетворение, словно отец уже предвкушал возможную реакцию сына. Холодная улыбка коснулась губ Виктора, когда Никита остановился перед ним.