Краткая процедура знакомства была чуть смазана тем, что все представляемые постоянно отвлекались. Мы — на то, чтобы втихаря ущипнуть себя, хотя бы в кармане, за ногу. Они — потому что под крышей стадиона время от времени пролетали Волк и Ворона, голографические, конечно, но если точно этого не знать — то очень хотелось перекреститься. Хотя, пожалуй, знание тоже не спасало особо. Второвские гении три-четыре-и-пять-дэ снова превзошли самих себя.

Поэтому рассадка гостей за столами и на трибунах заняла чуть больше планируемого времени. Когда мне и Тёме в ухо сообщили, что всё готово, и объект закрыт, мы едва не обнялись. Теперь, пожалуй, сюрпризов ожидать не стоило. Как уверял Головин — опасность может быть только до блокирования входов и выходов его коллегами. Мало ли, кто и что там решил пронести и устроить? Но теперь можно было начинать шоу.

— Дим, ты дыши иногда, что ли. А то пугаешь очень: то голоса в голове слушаешь, то ругаешься про себя, — как-то даже жалобно попросила Надя. В длинном сером платье с искрой, на каблуках, с идеальной прической и макияжем, она выглядела в тысячу раз лучше голливудских кинодив. Привезённое из первого приключения изумрудное ожерелье лишь подчёркивало эффектный образ. Про див я не для красного словца вспомнил — они сидели за столами в соседних секторах, глядя вокруг, как деревенские девчонки, вне зависимости от возраста.

— Прости, милая. Волнуюсь страшно, — выдохнул я ей на ухо то, о чём никому кроме неё не признался бы и под пытками.

— Везёт тебе. Я вот охреневаю целую неделю, и с каждой минутой всё сильнее, а ты вон просто волнуешься, — она поцеловала меня в щёку, крепко сжав руку. Стало полегче.

Ведущего на сцене не было. Да, где-то далеко наверняка рыдали и грызли локти лучшие отечественные и мировые конферансье, но мы решили именно так. Это пусть и глобального масштаба, но свадьба. И она планировалась, как не имеющая аналогов в истории. Поэтому сопоставимого ведущего придумать не смогли, как ни старались. Подошёл бы, пожалуй, кто-то из президентов. Или Папа Римский. Но мы с Головиным постеснялись тревожить занятых людей. Поэтому голос, отчаянно похожий на Левитана, сообщил из-под купола, что приветствует всех гостей бракосочетания. А ввиду того, что молодые являются гражданами разных стран, хоть это и условности, для проведения законной церемонии на сцену приглашались сотрудники органов записи актов гражданского состояния обоих государств. Трибуны взорвались первыми овациями. Над центром поля полетели громадные флаги России и Белоруссии.

Тётки были, как и все ЗАГСовские работницы, тёртые и битые жизнью неоднократно, но перед выходом на сцену обнялись, перекрестились и накатили по полстакана. Это было верным решением. Они протараторили требуемое законом и пригласили на сцену женихов. Трибуны зароптали — про второго мужа Милы Коровиной разговора не было. Но ответственный работник из Могилёва вовремя пояснила, что женится не только Ланевский, но и Головин. Первый сценарный промах был выявлен и пройден. Надя налила мне рюмку, с опаской поглядев на то, как я сложил вдвое серебряную вилку.

Друзья стояли на сцене, как ледяные скульптуры: прямые спины и каменные торжественные лица. Замершие над ними государственные флаги размером с трёхэтажный дом лишь усугубляли паралич. На сцену позвали невест. Трибуны было промолчали, будучи подготовленными, что их тоже выйдет две, но вдруг взорвались воем. Из-за кулис Бадму под венец вёл кто-то в одеянии буддийского монаха. Я не удивился бы и самому Далай-ламе. Да я, пожалуй, и Будде бы не удивился — удивляльный участок мозга отказал уже давно. Милу в бело-серебристой горностаевой шубке и ослепительно-снежном платье вёл, бережно отставив локоток, сам Батька. Это было его предложение: раз сирота — то к мужу подвести должен именно он. Нам спорить было, понятно, тоже не с руки.

Официальная церемония длилась минут пятнадцать, со всеми подписями во всех книгах и краткими пожеланиями. Под сумасшедший крик трибун мужья проводили жён за наш стол, заняв почетные места в центре, дожидавшиеся именно их. От сцены сюда вёл специальный травелатор, как в аэропортах и торговых центрах. Политики, и тот, что в костюме, и тот, что в шитом халате, уселись левее, в ложе для ультра-премиум-капец-вип-гостей, как кратко называл её Головин. Он сидел, не сводя с Бадмы восхищенных глаз. В её наряде как-то удивительно гармонично сочетались национальные цвета и мотивы. Одежда невест оставалась, пожалуй, единственным участком, куда мы не совались вовсе. Но с каждой минутой на лице Тёмы крепла решимость этот досадный промах в своей части как можно скорее исправить.

А потом пошла культурно-развлекательная программа. По трибунам и меж столов сновали официанты с едой и напитками. Оборудовать стадион под «накормить восемь тысяч человек» было задачкой с кучей звёздочек, но мы справились. Как и с организацией автоматических гардеробов в подтрибунных помещениях. И с отоплением всей этой махины. Поэтому внутри стояла комнатная температура, и народ не прел в шубах и пуховиках. Я особо не вглядывался, но видел, что и сидевшие на трибунах были одеты празднично и нарядно. Дамы сверкали украшениями. Василь и его коллеги по цеху заверили, что краж сегодня не будет: все местные поклялись, что портить свадьбу блатным озорством не станут, а лишних людей с улицы в этих восьми тысячах не было. Про то, что оставалось за периметром стадиона, уговор был ровно такой же.

— Внимание-внимание, дорогие друзья! Работают все микрофоны и камеры города Могилёва! Мы ведём нашу трансляцию с улиц: они переполнены счастливыми людьми! — загремел диктор. В этот раз голос был решительно похож на Николая Николаевича Озерова.

Огромная видеопанель, установленная над сценой, наполнилась кадрами, на которых были видны районы города: Ленинский, Октябрьский, Спутник, Фатина, Казимировка — все. Тьма народу, иллюминация круче московской и парижской. Толпы воодушевлённых горожан и понаехавших с восторгом и криками встречали картинку со стадиона. Тем, кому повезло увидеть на большущих экранах себя, впадали кто в ступор, замирая с открытыми ртами, кто в эйфорию, вопя и размахивая руками, колотя соседей по спинам и плечам. Над толпами на растяжках и тросах между домами висели, чуть колышась на лёгком ветерке, символы свадьбы: Волк и Ворона, заключенные в одном сердце. Самом сердце самого Могилёва.