– Коммунист...
– прошептал кто-то в толпе позади комбрига.
– Вы слышали, люди добрые? Он коммунист...

– Да, коммунист, а что?
– спросил Ульрих, не оборачиваясь, и его смешливые глаза стали вдруг серьезными.
– Да, я член Коммунистической партии большевиков, той самой партии, которая борется за волю, за землю...

К Ульриху протиснулась высокая женщина в живописно расшитой сорочке. Она внимательно посмотрела на его лицо, потом уставилась на красноармейскую звездочку, рдевшую пунцовой эмалью на околыше его красной фуражки.

– Брешешь!
– выпалила женщина.
– У коммуниста зирька повынна буты на лоби, а у тэбэ на кашкети! [У коммуниста звезда должна быть на лбу, а у тебя на фуражке (укр.).]

Комбриг опешил сперва, но тотчас овладел собой и разразился неистовым хохотом.

– Три года дерусь за Советскую власть, - воскликнул комбриг, сотрясаясь от смеха, - в каких только сиволапых углах Украины и России не был, но слышать такую чертовщину ни разу не приходилось! Ну и темнота, прости господи, ох и ди-ичь!

Стиснутый толпой, желтоусый мужик с трудом поднял руку, потер кулаком увлажненные смехом глаза и, почесывая в затылке, закрутил головой:

– Уморила баба! Истинный бог, уморила! А все это сработано монастырскими толстобрюхими! Они тут про вас такое понабрехали, только развешивай уши. У коммунистов, мол, и рога, и хвосты, и звезды во лбу! Вот баба, должно быть, и решила проверить. Только всем этим бредням у нас давно уже никто не верит, кроме таких, конечно, легковерных и пустых баб, как эта просвирня.

– Просвирня, говоришь?
– спросил Ульрих, как бы что-то прикидывая в уме.
– Ну тогда дело ясное.

В это время, энергично работая локтями, сквозь толпу протиснулась вперед черноокая миловидная дивчина с небольшой, но глубокой ямкой на щеке. Она решительно подступила к просвирне, вскинула голову и подбоченилась.

– Ты что, Параскева-Пятница, придуриваешься?!
– гневно вскрикнула дивчина.
– Зачем позоришь нашу честную громаду всякой брехней?! Тут не монастырь, а мы тебе не монахи! И нечего испытывать нас перед красным командиром] Хватит морочить голову про чертовы хвосты да копыта! А ну геть отсюда, келейная угодница!

И, сжав кулаки, девушка двинулась на просвирню.

– Рятуйте, люди добрые!
– заверещала просвирня и закатила глаза к небу.
– Матерь божия, она ж прибьет меня зараз!

И, подобрав тяжелый набор цветистых юбок, высокая и необъятная, словно колокол, она расшвыряла плечами мужиков и баб и пустилась вдоль переулка наутек в сторону обители. Удаляясь, она то и дело оборачивалась и грозила кулаками:

– Мало тоби одной дирки на морди! Почекай трохи, дождэшься и другой!..

Командиры с Антеком тем временем завернули за угол и вышли на главную улицу, где отдыхали спешенные эскадроны.

– Да, темная здесь у вас жизнь, - вздохнул Ульрих и покачал головой. Потом посмотрел в конец улицы, где только что скрылся его штаб вместе с Антеком, и дружелюбно поглядел на желтоусого.

Долгий взгляд комбрига вслед командирам снова насторожил мужика. Он тоже посмотрел в конец узкой улицы и усмехнулся.

– Ничего не скажешь, - покачал он головой, - ловко вы заговорили нам зубы. Ну да ладно! Нехай будет по-вашему. Трибунал так трибунал! Только зря вы не дали жандарма в наши руки. Мы бы ему все припомнили, собачьему выродку!

Комбриг примирительно похлопал желтоусого по спине.

– Не сокрушайся, добрый человек, - сказал Ульрих.
– В трибунале надежно отольются волку овечьи слезки. Трибунал - пролетарский суд. Поблажки не будет!

Позади желтоусого Ульрих увидел девушку, только что отчитавшую просвирню. Он добродушно посмотрел на ее застенчивое лицо, на черную косу, тяжелым жгутом лежавшую на груди, и спросил:

– Чего это просвирня разорялась тут насчет твоей щеки?

Девушка зарделась, хотела что-то сказать, но ее перебил желтоусый:

– Это случилось с ней, когда еще бегала в школу.

Как-то забралась она с ребятней в монастырский сад за грушами. Только вскарабкалась на дерево, а сторож тут как тут. Девчонка испугалась, конечно, шарахнулась вниз по стволу и напоролась на колючку. С той поры ее зовут у нас "Маруся с дырочкой".

– Занятная история, - улыбнулся Ульрих и погладил девушку по голове. Ну да ничего. Меченая даже лучше. По крайней мере не затеряешься.

Девушка жила вдвоем с матерью и помогала ей вест убогое вдовье хозяйство. Отец ее пропал без вести в первые дни войны на германском фронте, в Мазурских болотах.