Покончив с делами и собрав деньги в дорогу, Шэнь Цяо и Чэнь Гун покинули уезд Фунин и направились на запад.

С того самого дня, как Шэнь Цяо попросили из усадьбы Чистой Луны, он больше не встречал ни Юй Шэнъяня, ни других адептов неправедного пути, хотя им до уезда Фунин было рукой подать. Весь месяц Шэнь Цяо от рассвета до заката гадал перед храмом Цзян Тайгуна, и каждый, кто попадался ему, был в высшей степени зауряден, как и всякий прохожий в пестрой шумной толпе, наводнившей праздничную ярмарку. Глядя на этих простецов, Шэнь Цяо чувствовал, что он совсем отдалился от мира цзянху, потерял с ним всякую связь, и оттого порой думал, что, пожалуй, и нет никакой нужды идти на гору Сюаньду. В конце концов, провести остаток жизни в уезде Фунин – далеко не худший исход.

Однако собственное тело всячески противилось такому решению. Время от времени Шэнь Цяо чувствовал давящую боль в груди; в ненастную погоду кости нестерпимо ныли, а плоть будто бы кололи невидимой острой иглой; истинная ци бродила по всем органам и членам как вздумается, а не протекала как следует; в голове мелькали старые воспоминания. Все это и многое другое без устали напоминало Шэнь Цяо, что прежним он не стал и здоровье себе не вернул.

Чтобы попасть на гору Сюаньду, Шэнь Цяо надо было пройти через крупный округ Хуайчжоу, расположенный к западу от уезда Фунин. Поскольку Хуайчжоу граничил с землями государства Чжоу, Гао Вэй, император Северной Ци, послал туда армию и с тех пор всех губернаторов округа назначал сам. Но даже этого было мало: то и дело надзора ради в Хуайчжоу приезжали генералы и высшие сановники, дабы после вернуться к императорскому двору с донесением. Нередко по всему округу вводили военное положение и назначали дозоры. Но больше всего отличился нынешний губернатор Хуайчжоу, Шэнь Буи, который сотворил неслыханное дело.

Как известно, в те времена Поднебесная пребывала в раздробленности, однако все ее государства неизменно торговали между собой. Но едва Шэнь Буи вступил в должность, как тут же приказал запретить всякую торговлю с Северной Чжоу, а пойманных на сделке карать нещадно. Императору он объяснил это тем, что среди торговцев нередко скрываются чжоуские шпионы, и, если не принять меры, они рано или поздно выявят расположение пограничных вой ск, солдатских казарм и выведают другие важные сведения. В то же время он предложил императору Гао Вэю запретить приграничную торговлю и в других округах Ци, на что тот, пусть и не принял предложение, похвалил Шэнь Буи за преданность и объявил ему официальную благодарность.

В делах управления Шэнь Буи не щадил живота своего. Вдобавок он умело подхалимничал перед сановниками и знатью империи Ци, а потому высокопоставленные царедворцы не раз хорошо отзывались о нем при императоре. Вот так, легкими шагами, он и поднялся, как говорится, к синим облакам: из жалкого начальника уездной стражи сделался губернатором.

Добравшись до округа Хуайчжоу, Шэнь Цяо и Чэнь Гун решили не входить в его крупнейший город, а остановиться в буддийском Заоблачном монастыре, расположенном неподалеку. Оба понимали, что за комнату на постоялом дворе придется раскошелиться, а так, переночевав с монахами, они без трат зайдут в город, пополнят припасы и уже к вечеру продолжат свой путь к горе Сюаньду.

Надо сказать, буддийский Заоблачный монастырь пускай и назывался монастырем, но на деле был едва ли больше того заброшенного храма, где Шэнь Цяо и Чэнь Гун нашли свой приют. Проживали там трое, и оттого флигель разделили на три комнаты: одна для самого настоятеля, другая – для двух молодых призренных монахов и третья для посетителей. В последней стояли широкие деревянные нары на несколько человек.

Привыкший к лишениям Чэнь Гун тут же счел условия хорошими, тем более совсем недавно он спал в заброшенном храме, где у него не было даже одеяла, не то что постели. Что до Шэнь Цяо, то он отличался легким нравом и уступчивостью, к тому же привык довольствоваться тем, что имеет, так что против скудных удобств монастыря он и не подумал возражать.

Однако, заглянув во флигель, оба тотчас обнаружили еще несколько путников, пришедших в монастырь раньше них. Все четверо были молодыми мужчинами, и поклажа их состояла из двух огромных сундуков.

Чэнь Гун всегда относился к незнакомцам враждебно и располагать к себе других не умел. Вот и в этот раз он встретил вынужденных соседей настороженно: не поздоровался с ними и никакого разговора не завел. Что до Шэнь Цяо, то он бы и рад учтиво обратиться к таким же путникам, как они сами, но, к несчастью, плохо видел в сумерках и черт этих людей не разбирал. Его извиняло еще и то, что все четверо как будто не желали привечать их и вступать в какие-либо беседы. Оглядев Чэнь Гуна и Шэнь Цяо с головы до ног, четверка про себя отметила, что оба одеты бедно, да и походка у них не то чтобы верная, стало быть, боевыми искусствами они не владеют. Заметив это, люди Союза тут же решили, что их соседи не стоят никакого внимания.

Немного погодя в комнату для гостей вошли молодые монахи с матрасами и одеялами и тоже улеглись на нары. Те, стоит сказать, были не так уж широки, однако шестеро на них еще худо-бедно помещались. Но когда прибавилось еще двое монахов, стало совсем невмоготу. Не выдержав давки, Чэнь Гун возмущенно пробормотал:

– И шестеро уже много, а тут еще двое!

Один из молодых монахов услышал его и шепнул в ответ:

– Уважаемый благодетель, среди прочих гостей есть молодая женщина. Неуместно ей будет почивать среди мужчин, вот мы и оставили ей комнату, а сами пришли сюда, ибо помогая другим, помогаешь себе.

Поспорить с этими соображениями было нельзя, ведь женщины действительно спят отдельно от мужчин. Но Чэнь Гун все равно остался недоволен и уж было собрался что-то сказать, но тут заметил мечи у четырех мужчин, сопровождающих гостью, и мигом прикусил язык. Заодно он углядел кое-что и от этого пришел в радостное возбуждение.

После гостей монастыря пригласили на ужин. По пути в трапезную Чэнь Гун потянул Шэнь Цяо за руку, чтобы шепнуть:

– Заметил, да? Все четверо из Союза Вездесущих! И на платьях, и на сундуках они носят метку Союза! Я тут же узнал ее, ведь такую же видел в уезде Фунин!