– Ясно все с тобой, нашего брата ты презираешь. Глядишь свысока на тех, кому даже жрать нечего, вот и приходится отнимать у таких, как ты! Ходишь вокруг да около и в глаза надо мной смеешься!

Шэнь Цяо с улыбкой возразил:

– Я и сам бедняк, у кого за душой ничего нет, так зачем мне смеяться над другими? Ты ведь сам только что попросил меня погадать, и я просто объяснил на твоем же примере, как у меня это получается. Разве я не попал в точку? Пусть больших денег мое занятие не приносит, но на еду хватает. – Раз горазд складно говорить и делать вид, будто все на свете знаешь, как так вышло, что без денег остался? Тебя бандиты по дороге ограбили?

– Может, и ограбили, только я не помню, – примиряюще согласился Шэнь Цяо. – Да и говорю не всегда складно: порой голова прекрасно соображает, а порой – совсем худо. Очень многое из прошлого мне помнится смутно. Хорошо, что ты разрешил мне остаться здесь, а иначе я бы не знал, куда идти, где переночевать. Может, это и малость, но я очень признателен тебе за это.

Услышав слова благодарности, Чэнь Гун несколько приободрился и присмирел. Даже вытребованные лепешки с ослятиной он счел вполне заслуженными, как будто и вправду защитил Шэнь Цяо от нищих.

– Ну, тогда завтра с тебя еще три лепешки с ослятиной! И не думай, что раз всякого наговорил, отвертишься от платы!

– Как пожелаешь.

На следующий день Чэнь Гун тоже вернулся лишь в сумерках – и его снова ждали три лепешки с ослятиной. Шэнь Цяо оставался на прежнем месте, но на этот раз не просто сидел, а, держа такую же лепешку, медленно ел, да так, что казалось, будто лакомится чем-то изысканным, а не дешевой снедью. «Во строит из себя!» – презрительно фыркнув, решил про себя Чэнь Гун и отвернулся. Развернув свой бумажный сверток с лепешкой, он, недолго думая, впился в нее зубами.

На третий день все снова повторилось, и Чэнь Гун, зная, что уговор будет исполнен, не стал ничего беречь, а проглотил сразу три лепешки. К тому времени между ним и Шэнь Цяо воцарился мир, но разговориться они так и не смогли. И не потому, что пришлый был неприятным человеком – как раз наоборот. Шэнь Цяо неизменно благожелательно отвечал на все вопросы юноши, какие бы тот ни задал. Но Чэнь Гун все равно чувствовал, что они слишком разные, чужака он совершенно не понимал, и оттого их беседы скоро обрывалась. Чэнь Гун попытался было строить из себя невесть кого, злиться и ругаться на Шэнь Цяо, но с ним это было бесполезно – все равно что по хлопку кулаком бить. Вот вроде и показываешь, что самый сильный и главный, а вроде и не признают тебя таковым, но не смеются и не возражают, отчего сам же и обижаешься.

Чэнь Гун нутром чуял, что Шэнь Цяо не так-то прост, и не только потому, что тот всегда ходил опрятным и казался человеком ученым и благовоспитанным. Было еще что-то, чего Чэнь Гун не мог толком ни понять, ни объяснить, но это ставило Шэнь Цяо выше него самого, даром что оба нищенствовали и нашли приют в руинах заброшенного храма. Это смутное чувство раздражало Чэнь Гуна, за что он невзлюбил самого Шэнь Цяо.

Как уже упоминалось, из всех углов храма нещадно дуло, отчего к ночи страшно холодало. Кроме Шэнь Цяо и Чэнь Гуна там обитали только крысы, коих развелось великое множество. И, по-видимому, одна из них как раз цапнула Чэнь Гуна за палец ноги – башмаки его давно прохудились. Чэнь Гун закричал и вскинулся, но подниматься, ловить крысу и вымещать на ней злость поленился. Вместо этого юноша лишь поплотнее свернулся в клубок и постарался заснуть.

Ветер не унимался, все завывал и свистел, но тут у входа в заброшенный храм послышались чьи-то шаги. И кому в такую непогоду понадобились руины?

Чэнь Гун уже почти забылся беспокойным сном, когда его кликнул Шэнь Цяо:

– Слышишь? Кто-то пришел.

Юноша неохотно разлепил глаза и сразу заметил, что по стенам ползут чьи-то тени. Судя по всему, какие-то люди, вооружившись дубинками, почти на ощупь крались к ним. И двое во главе этого сброда показались Чэнь Гуну весьма знакомыми. Он пригляделся и узнал в них нищих стариков, которых он на днях прогнал. Вздрогнув, Чэнь Гун окончательно проснулся и вскочил на ноги.

– Эй, что это вы задумали?! – закричал он.

Ему ответили смешками.

– Старший Чэнь, а Старший Чэнь! Чего это ты струхнул? Не ты ли на днях так важничал, что не побоялся прогнать нас взашей? Ну а теперь мы позвали с собой наших братьев из клана городских нищих. Вот и поглядим, сколько в тебе осталось смелости и высокомерия!

Чэнь Гун презрительно сплюнул и дерзко спросил:

– Что за клан нищих выискали? Да просто попрошаек отовсюду надергали, в кучу собрали и кланом обозвали! И как только наглости хватило!

Нищие от его грубости рассвирепели:

– За ним смерть пришла, а он все препирается! Ну, тогда пощады не жди! Слушайте, братья, эта сволочь заняла нашу вотчину! А что до пришлого, так у него явно денежки водятся! Вот схватим его, разденем донага, все продадим и на вырученное угостим братьев вином!

По Чэнь Гуну сразу было видно, что взять с него нечего, и даже если в карманах найдется немного монет, на них ничего, кроме парочки баоцзы, не купишь. Второй, одетый в чистые опрятные одежды, обещал куда большую наживу. За один только халат можно было б выручить не один десяток вэней.