Шрифт:
Но что он замышляет? Что могут предложить ему тюрки? И какая польза от этого Сюаньду?
Безусловно, Шэнь Цяо не мог обсудить свои догадки с Янь Уши. И хотя сейчас они гораздо ближе, чем незнакомцы и случайные попутчики, но приятелями так и не стали. Сверх того, Янь Уши сумасброд, нрав у него переменчивый – как можно говорить с ним о серьезных вещах?
Смирившись с тем, что понимания у Демонического Владыки не найдет, Шэнь Цяо остался один на один со своими мыслями. И смутные догадки не желали отпускать его: он раз за разом перебирал собранные сведения, но так и не смог постичь сути происходящего, словно смотрел на все сквозь туманную завесу. Такие же смутные образы тревожат взор, когда стремишься разглядеть двор сквозь тончайшую бумагу оконного переплета.
– Достаточно отдохнул? – вдруг осведомился у него Янь Уши.
Шэнь Цяо в недоумении вскинул голову. Поскольку его вывели из глубокой задумчивости, глядел он рассеянно, а на лице застыло выражение человека несведущего, ни в чем не повинного.
– Если отдохнул, давай сразимся, – неумолимо добавил Янь Уши. Шэнь Цяо от его вызова опешил, но тут же оправился и, горько усмехнувшись, возразил:
– Да разве я противник главе Яню? И вы уже знаете, каков я, поскольку испытывали на мне свою силу.
– Как думаешь, для чего я тебя забрал? – вслед удивился Янь Уши. – Жив ты или мертв, меня б ничуть не заботило, не познай ты «Сочинение о Киноварном Ян». Пожелай я одну лишь цзюань, стал бы таскать тебя за собой? Не проще ли самому взойти на гору Сюаньду и завладеть ею? Но дело в том, что я давно разыскиваю того, кто усвоил «Сочинение о Киноварном Ян», дабы через него, в бою, постичь искусство Тао Хунцзина. Ты знаком с двумя цзюанями и вполне постиг их содержание, а такая удача, как знаешь, мало кому выпадает в жизни. Что до твоей немощи, то боевые навыки восстановятся, не сомневайся, это лишь вопрос времени. Не могу же я драться сам с собой? А плешивого осла Сюэтина еще попробуй найди. Разве не остаешься ты один? Единственный подходящий соперник?
Шэнь Цяо встретил его надежды долгим молчанием. Наконец он проронил:
– От прежней мощи у меня осталась едва ли треть, к тому же в поединке с Юй Аем я получил тяжкие раны. Боюсь, глава Янь, сражаться я не в силах.
– Вот я и смилостивился над тобой, – подхватил Янь Уши. – Позволил тебе посидеть немного и передохнуть.
– Мне вдруг подумалось, что стоило бы остаться на горе Сюаньду… – безысходно пробормотал Шэнь Цяо.
Но Янь Уши его не слушал и все говорил о своем:
– Память к тебе возвратилась, стало быть, ты отчетливо помнишь положения той цзюани, что досталась тебе в наследство. Теперь прибавь к ней положения той цзюани, что прочел в Заоблачном монастыре, и если ты постигнешь суть той и другой части, несомненно, совершишь прорыв и достигнешь новой ступени мастерства.
Выслушав его, Шэнь Цяо согласно кивнул и честно сказал:
– Так и есть.
И тут ему пришло в голову, сколь многим он обязан Янь Уши. Пусть замыслы Демонического Владыки вовсе не чисты и не бескорыстны и все их знакомство он только тем и занят, что строит против него, Шэнь Цяо, козни, а потом наслаждается зрелищем чужих злоключений, а все же о тех милостях, которые Янь Уши вздумал оказать, забывать не следует. И Шэнь Цяо решил воздать ему должное.
– С тех пор как покинул вашу усадьбу, я так и не отблагодарил вас, глава Янь, – начал он. – Не прояви вы ко мне милосердия – и бродить мне веки вечные неприкаянным духом у пика Полушага.
– Уж лучше благодари свою внутреннюю ци, взращенную «Сочинением о Киноварном Ян», – парировал тот. – В ином случае стал бы я тебя спасать?
– Ну что ж, – немного помолчав, грустно улыбнулся Шэнь Цяо, – тогда воскурю благовония учителю и поблагодарю его за то, что передал цзюань мне.
– Сражаясь с Юй Аем, я подметил, что ток его ци ни в чем не схож с твоим током, стало быть, с «Сочинением о Киноварном Ян» он не знаком, – вдруг сообщил Янь Уши. – Верно ли я решил? Неужели Ци Фэнгэ передал цзюань лишь тебе одному?
– Именно так, – кивнул Шэнь Цяо. – В тот день учитель доверил «Блуждающую душу-хунь» лишь мне и строго-настрого наказал выучить ее наизусть, а записывать что-либо запретил. Среди моих братьев ходят слухи, что цзюань спрятана где-то в недрах горы Сюаньду, но я и по сей день не знаю, где именно и хранится ли она на прежнем месте.
– Неужели Ци Фэнгэ не желал, чтобы ваша цзюань передавалась из поколения в поколение? Чтобы ее положения принесли ученикам пользу? – удивился Янь Уши. – Почему же лишь тебе он дозволил ознакомиться с ней?
– Я задал ему тот же вопрос, – начал объяснять Шэнь Цяо. – Впрочем, он ничего не ответил. Как вам известно, совершенномудрый Тао и мой учитель были старыми друзьями, и я слышал, что, завершив «Сочинение о Киноварном Ян», великий алхимик горько пожалел о содеянном. Ему думалось, что его сочинение сведет Поднебесную с ума, все ополчатся против всех, и смертей будет несть числа. Видимо, мой учитель передал цзюань лишь мне, дабы, с одной стороны, сохранить наследие своего друга для следующих поколений, но в то же время не допустить, чтобы ее положения разошлись уж слишком широко и стали общеизвестными. Так он надеялся предотвратить междоусобные войны и борьбу между школами. Быть может, решения его непоследовательны, но тем самым он пытался смягчить непреодолимые противоречия.