Юй Шэнъянь вздрогнул. Неужели Шэнь Цяо не повредился рассудком, но полностью ослеп?

– Зовут тебя Шэнь Цяо, ты ученик школы Чистой Луны. Был тяжело ранен, но, по счастью, я проходил мимо и вовремя тебя спас. На тебя напали наши враги из школы Обоюдной Радости. Одолеть их я тоже не смог, потому мне оставалось лишь взвалить тебя на спину и бежать без оглядки. Мы обязательно разыщем их и отомстим, как только ты сколько-нибудь оправишься и вернешь прежние силы, – совершенно серьезно объяснял Юй Шэнъянь, пускай и знал, что несет полную чушь.

Кто бы мог подумать, что Шэнь Цяо с той же серьезностью будет слушать его выдумки! А выслушав, спокойно спросит:

– В таком случае как я должен к тебе обращаться?

– Фамилия моя Юй, зовут меня Шэнъянь, и я твой шисюн.

До чего бессовестная ложь! Юй Шэнъяню слегка за двадцать, и он никак не мог быть старшим соучеником этому человеку, которого учил еще сам Ци Фэнгэ. Вдобавок после смерти наставника Шэнь Цяо целых пять лет стоял во главе школы Сюаньду. И пускай по лицу даоса так сразу и не скажешь, какой у него возраст, но сами эти сведения говорят о неоспоримом старшинстве.

Иными словами, Юй Шэнъянь жестоко дурачил слепца, пользуясь тем, что тот все равно не увидит обидчика, и тем самым самоутверждался за чужой счет.

На это Шэнь Цяо с истинным смирением ответил:

– Хорошо, шисюн.

От его покорности Юй Шэнъянь на мгновение утратил дар речи. Глядя на честное и доброе лицо Шэнь Цяо, он испытал слабый укол совести. Впрочем, угрызения мучили его недолго. Несколько оправившись, Юй Шэнъянь издал неловкий смешок и поспешил добавить:

– Вот и умница. А поскольку ты пока не в силах встать, хорошенько отдыхай – дай ранам затянуться. Как только окрепнешь, я отведу тебя засвидетельствовать почтение нашему учителю.

– Как пожелаешь, – все так же смиренно ответствовал Шэнь Цяо, прикрыв глаза.

И когда он распахнул их вновь, стало ясно, что он действительно слеп: взгляд рассеянный и тусклый, зрачки блуждают, не останавливаясь ни на чем.

– Шисюн?..

– Что-то еще? – любезно откликнулся Юй Шэнъянь.

Сам он считал себя человеком участливым, особенно в отношении красивых людей, и, глядя на Шэнь Цяо, Юй Шэнъянь в который раз пожалел о его печальной участи. Интересно, как благороден был этот человек, сколь изысканными манерами отличался, когда пребывал в расцвете сил и руководил школой?

– Пить хочется… – признался Шэнь Цяо.

– Воду не пей, – строго велел Юй Шэнъянь, – а лекарство скоро будет готово. Теперь отвары заменят тебе всякое питье.

Очень кстати в комнату вошла служанка с лечебным отваром, и Юй Шэнъянь вновь ощутил укол совести, что было весьма странно, ведь вина мучила его редко. Возможно, ему неспокойно оттого, что он выдумал для Шэнь Цяо слишком многое. Как бы то ни было, Юй Шэнъянь забрал с подноса служанки чашу, велел подложить подушку под голову больного и принялся лично выпаивать того лекарством.

Упав с огромной высоты, Шэнь Цяо не только переломал себе почти все кости, но и повредил многие меридианы, отчего едва ли мог выжить. И то, что он пришел в себя всего-то месяц спустя, – целиком и полностью заслуга его хорошего основания. Но теперь пройдет никак не меньше трех, прежде чем он сумеет хотя бы двигаться.

Стоит сказать, что, поступив в ученики к Янь Уши, Юй Шэнъянь за время обучения натерпелся всякого, но нищеты с тех пор не знал: неправедные школы всегда жили в роскоши, и его траты на изысканную пищу и богатые одежды не уступали расходам отпрысков самых знатных домов. Такому господину уж точно никогда не приходилось выпаивать кого-либо лекарствами, так что Юй Шэнъянь с особой осторожностью подносил отвар ко рту больного. Однако даже так он умудрялся то и дело проливать его прямо на Шэнь Цяо, впрочем, тот, пока глотал ложку за ложкой, не выказывал и тени неудовольствия.

Когда оба закончили с этим делом, на лице праведника показалась слабая улыбка.

– Спасибо, шисюн.

Какая мягкость! Какое обхождение, какая приветливость! Притом редкое послушание и изящество! И пускай это была лишь тень настоящей улыбки, но ее хватило, чтобы оживить обескровленное лицо. Глядя на Шэнь Цяо, стоявшая рядом служанка зарделась и поспешила отвести глаза.

Но больше всего Юй Шэнъяня поразило то, что бывший настоятель как будто ничем не встревожен и не спешит докучать вопросами. Окажись он сам на месте праведника, то есть проснувшись в полной растерянности, ничего не помня, к тому же слепцом, Юй Шэнъянь, конечно же, не сошел бы с ума от горя, но и не остался бы так спокоен. Он не преминул бы поскорее допытаться, что с ним случилось.

Мучимый любопытством, он спросил у Шэнь Цяо:

– Почему ты не спрашиваешь, когда поправишься?

– По моей вине учителю и шисюну и так пришлось немало похлопотать и потревожиться, – тут речь Шэнь Цяо прервал кашель, который разбередил его раны, и праведник чуть нахмурился от боли. – Если стану спрашивать и докучать, разве не огорчу вас еще больше?

Прежде Юй Шэнъянь никогда не встречал настолько обходительного и внимательного к другим человека, к тому же Шэнь Цяо проговорил все это с такой искренностью на лице, что его ложный соученик вновь испытал укол совести и не нашелся с ответом. Наконец Юй Шэнъянь проронил: